#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

или брюнетки, даже рыжие. Главное, чтобы любили меня. Были высокие и миниатюрные, полноватые и стройные, как модели. Таких, как Лина, у меня не было никогда. Она была некрасивой и толстой. Я бы никогда не взглянул на неё. Это она выбрала меня, доведя до сумасшествия свою маниакальную привязанность.

Мы познакомились в компании моих друзей, которых, к слову, у меня было немало и среди девочек тоже. С девочками дружить было сложнее. Они норовили залезть мне в штаны, кому-то удавалось, кому-то нет, но на дружбе это не отражалось.

Мы гасились на квартире моего приятеля, пили, орали, о чём-то спорили. Я сначала даже не заметил её. Просто случайно столкнулся пару раз с ней глазами и сразу всё понял. Она словно потеряла связь с реальностью и тупо, не переставая, пялилась на меня. Даже я, приученный к вниманию, почувствовал нечто вроде волнения, вернее, смятения. На меня никто так никогда не смотрел!

Она выпросила у меня номер телефона и написывала тома посланий. Чего только там не было! Это был поток объяснений в любви, клятвы, заверения, что лишь она способна так любить меня и мы обязательно должны встретиться! Я сдался. Она словно просчитала меня и поняла, что самое важное для меня. Меня надо бесконечно любить!

Мы договорились встретиться в маленьком бистро на Петроградской стороне. Я сразу предупредил, что на мели и шиковать мы не сможем. Максимум – кофе с пирожными. Я всегда говорил так, как есть, у меня никогда не было излишней скромности. Спустив все деньги, я мог спокойно заявить: «А теперь гуляем на твои, если есть желание!» Желания у моих взрослых дам было всегда, и они убеждали, что это вполне нормально, я молод, и у меня всё впереди. С тобой я так не смогу, не сумею.

Лина подъехала на роскошной тачке, на такую мне пришлось бы пахать всю жизнь. Мы были практически ровесниками, но она добилась гораздо большего, и для неё это было смыслом жизни. Комплекс некрасивой девочки, решил я.

Она смотрела с обожанием, как фанатик, разглядывала меня и постоянно говорила, какой я красивый и слишком идеальный для неё. Я был олицетворением её мечты. Этакая визуализация грёз. Лина была зациклена на моей внешности. Что было внутри меня, её поначалу не интересовало.

Мы изредка встречались. Она работала в крутой компании, и с бабками у неё не было никаких проблем. Ещё она была высокомерной, все вокруг – лохи и недалёкие. Меня это до поры до времени не касалось, она была в розовых очках и видела только хорошее.

Лина возводила меня на некий пьедестал, уверяя, что я сам не осознаю, насколько крут и сколько во мне потенциала. Целый месяц я убежал её не влюбляться и просто увидеть меня таким, какой я есть. Я признавался в том, что изменял своим девушкам, был с ними эгоистичен и как не любил их. Я предупреждал о нашей с ней несовместимости в мировоззрении, интересах и занятиях. Я всячески старался доказать, что всё, что она видит во мне, это всего лишь её иллюзия. Я был честен с ней, даже слишком. Я не был влюблён в неё.

Мне нравилось, что она харизматичная, умная и по уши влюблённая в меня. Я вёл себя с ней ужасно. Как потребитель. Продолжал гулять с кем хочу, когда хочу и где хочу. Она забирала меня пьяного из разных шалманов, где я тусил, ухаживала за мной, заботилась – поел ли я, выспался, как себя чувствую…

Всё изменилось, когда мы съездили в Нижний Новгород. Это была наша самая первая поездка на все выходные, в которой и состоялся наш первый секс. Я её впервые разглядел как человека, и она мне понравилась. Её внешность, несмотря ни на что, больше не играла роли, как и её мировоззрение и предпочтения. Лина была особенной, как и я. Оказалось, что мы любим одну и ту же музыку. Ну и, конечно же, секс. Она мне позволяла всё. Её похоть и одновременно безумная стеснительность добили меня окончательно. Плюс химия, она точно была. Я смотрел на неё, этакий маленький колобок с пальчиками-сосисками, и ничего этого не замечал. Когда её розовые очки спали, было поздно. Я полюбил.

Стараясь соответствовать той иллюзии, я не заметил, как потерял себя. Лина продолжала меня любить, но уже с союзом «но». В итоге я прогнулся и сломался. Сломался и провалился с позорным треском в её глазах, перед самим собой и перед моими близкими людьми, которые уже давно перестали меня узнавать.

Я оказался не на своём месте, подобно птицам в клетке, которые прежде летали в небе, но были пойманы. Пойманы и не приняты – из-за своей любви к «голодному» небу, а не к «сытой» клетке. Я пожертвовал, как мне казалось, почти всем, но для неё ничем, как считала она.

Я превратился в заложника со стокгольмским синдромом вместо того, чтобы стать для Лины достойным и сильным партнёром, способным отстаивать не только её интересы, но и свои.

Я пытался стать тем, кем не являюсь, и полюбить то, что не понимаю.

Я старался, старалась и она. Но суть нашего фиаско в том, что мы были как те герои в басне «Лиса и журавль». Только я готов был есть из её посуды, а она из моей – нет. Я сокрушался вопросом, как такое могло произойти со мной?! Как я стал тем, кем стал с Линой?!

Я не помню, сколько раз мы расставались, но помню как. Громко и жестоко! Я позволял то, что не позволял себе с другими, но даже в порыве гнева и безысходности я ни разу не сказал ей, что больше не люблю. И на вопрос, почему наши расставания для меня были страшными, отвечу. Она говорила эти страшные слова – не люблю!

Когда мирились, объясняла, что на тот момент слепо верила, что больше не любит меня. Она знала все мои больные места и понимала, что мне легче взойти на плаху, чем услышать: «Я больше не люблю тебя!»

Зачем она так поступала со мной? Наверно, и сама не знала. Ей надо было всё разрушать, а потом на руинах смаковать своё неуёмное влечение ко мне.

Она жила в своих фантазиях. Я жил в реальном мире. Наши отношения были бесконечными свиданиями двух миров, которым не суждено было стать одним целым.

Она думала, что я придуриваюсь, когда говорил, что не разбираюсь в искусстве и литературе. Я талдычил