Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

поймет и поддержит их, как новую политическую демократическую русскую силу. Но Запад не был бы Западом, если бы не оставался всегда и во всем эгоистичным, холодным и циничным прагматиком, в очередной раз продемонстрировав, что ему глубоко наплевать на русские дела и что русские ему нужны только для…

В кабинет заглянула Екатерина Алексеевна:

– Виктор Александрович, побойся Бога, ты же уморишь нашего дорогого гостя. Отпусти его на покой, завтра еще наговоритесь.

– Да, да, Катенька, прости, еще минуту. Посиди с нами.

– Знаете ли вы, дорогой Юрий Петрович, например, что Прагу освобождала не Красная, но власовская армия?

– Нет, – удивился Юра. – И этого я тоже не знаю.

– Так вот докладываю вам. В ответ на просьбу восставших чехов, которым грозило уничтожение, командующий первой дивизией РОА генерал-майор Буняченко шестого – седьмого мая сорок пятого года вел жесточайшие бои с немцами за освобождение Праги. Надеялись, что Прагу займут находившиеся рядом американцы, а чешское правительство в благодарность за помощь предоставит власовцам политическое убежище. Но они снова ошиблись, их надежды на некоммунистическую Чехословакию не оправдались. По договоренности со Сталиным американцы дали возможность занять Прагу советским войскам. А оставшиеся в госпиталях после тяжелых боев за Прагу раненые власовцы, в том числе и мой отец, были расстреляны прямо в кроватях войсками СМЕРШ.

В волнении Виктор Александрович достал носовой платок, промокнул глаза, протер очки, высморкался.

– Витя, я тебя умоляю. Дело опять может закончиться… – Екатерина Алексеевна не договорила. – Побереги себя.

– Ничего-ничего, Катенька… Я еще не рассказал вам самое главное, как они встретились… И потом фотографии, у нас сохранились фотографии вашего отца в молодые годы! Но это все завтра, завтра, а теперь спать, Катенька, милая, спать. Я вам завтра расскажу, Юрий Петрович, как мы с Катенькой в пятьдесят шестом году ездили в Прагу и, представьте себе, нашли медсестру, которая тогда, в сорок пятом, работала в госпитале и видела этот расстрел своими глазами и… ладно, все это уже завтра. Спокойной ночи…

– Спокойной ночи. С вашего позволения, я возьму кое-что почитать с этой полки?

– Разумеется, очень рад. Все, что пожелаете.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Но эта ночь не была спокойной ни для хозяев, ни для их гостя.

Взволнованный встречей, разговорами и воспоминаниями, Виктор Александрович долго не мог уснуть, ворочался, вставал, мерил давление.

Екатерина Алексеевна вздыхала, подавала нужные лекарства и воду и тоже не спала.

Юра, всю ночь читавший воспоминания о выдаче англичанами Сталину казаков, потрясенный открывшимся ему очередным ужасом недавней нашей истории (хотя таким ужасом, если чуть-чуть дать себе труд вглядеться, была и вся первая половина советского двадцатого века), заснул тоже только под утро.

И снился Юре тридцатитысячный казачий стан в австрийском городе Лиенце на берегу Дравы, застывший в смертном предчувствии роковой, непоправимой беды. Хоть и давали им крепкую надежду англичане, но с того часа, как обезглавили их войско, увезя всех (почти три тысячи) офицеров, как говорилось, на встречу с английским фельдмаршалом Александером, ползучая тревога закрадывалась в сердца оставшихся безоружными молодых казаков, седых стариков и жен-матерей с малолетними детьми.

И вот наступило кровавое утро первого июня победного сорок пятого года. И в лагере Пеггец прямо на улице, в походном алтаре, нескончаемо служились молебны и панихиды, и плотным кольцом окружили молодые казаки и юнкера своих священников, женщин, стариков и детей, не давая возможности англичанам прорвать это защитное кольцо. Но что может сделать самая храбрая молодая плоть против прикладов, и ружей, и штыков? Без разбора били и кололи всех подряд: и мужчин, и стариков, и женщин. И отнимали у матерей младенцев, кидая их в стоящие наготове грузовики – в подарок товарищу Сталину – в справедливой уверенности, что не бросят же матери своих младенцев, а, как и всякая рождающая тварь, последуют за своим рождением. А тех, кто пробовал бежать, преследовали бронемашины и самолеты и расстреливали бежавших. А еще многие казаки бросались в воды Дравы, предпочитая и такую смерть – сталинской, и тех тоже поливали огнем. А немногих, кому все же удалось бежать и добежать до гор, – тех еще долго затравливали и долавливали британские войска в сопровождении офицеров вездесущей СМЕРШ…

Утром за завтраком Юра сказал:

– Я прочел о выдаче казаков в Лиенце. Это ужасно.

– Так было не только в Лиенце. Так было везде, – ответил кратко Виктор Александрович, и лицо его снова сморщилось и покраснело.

– Друзья мои, – обратилась к обоим братьям Екатерина Алексеевна, – я вас очень прошу, предаваясь историческим воспоминаниям, не прилагать к ним до такой степени сердце, чтобы рисковать его остановкой. Положим, Юрий Петрович еще достаточно молод и, надеюсь, здоров, но Виктору Александровичу категорически запрещено волноваться, не говоря уже о том, чтобы не спать ночами. И вообще, я думаю, сегодня никуда не стоит выезжать. Нужно как следует отдохнуть, выспаться, наговориться, а завтра с Божьей помощью отправимся в Париж.

– Вы как, Юрий Петрович, не возражаете? – спросил Виктор Александрович.

– Нет-нет, с удовольствием… Нам ведь так о многом нужно поговорить.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказала Екатерина Алексеевна. – Значит, никуда не торопимся и завтракаем в свое полное удовольствие. Предлагаю кофе пить в саду.

– Прекрасно, – отозвался Виктор Александрович. – А вы обратили внимание, что британцы, – снова вернулся он к основной теме беседы, – выдали Советам около полутора тысяч офицеров – старых эмигрантов, которые никогда не являлись советскими гражданами и, соответственно, не подлежали выдаче даже по Ялтинскому соглашению? В их числе и генерал-майор Краснов, и генерал-лейтенант Шкуро, и многие другие военные и гражданские лица.

– Разумеется. Хотя мне и непонятна такая услужливость Сталину вроде бы благородных и, как это сейчас принято говорить, цивилизованных англичан.

– Гм… Не знаю, не знаю, насчет благородства… не уверен. Мы ведь говорим не о людях – о политике. Хотя политику делают люди… Существуют воспоминания внучатого племянника генерала Петра Николаевича Краснова, Николая Николаевича. Он пишет, в частности, что на допросах в Лубянке генерал МВД, кажется, его фамилия… неважно, забыл… Так вот этот генерал долго потешался над тем, что они поверили обещаниям англичан. «Это же исторические торгаши, – говорил он. – Любого выдадут с потрохами. Мы их заставили плясать под нашу дудку как последнюю пешку». Ну и так далее, в таком же уничижительном духе. Можно, конечно бы, и не ссылаться на не слишком авторитетное мнение по поводу англичан эмвэдэшного генерала, но факты говорят сами за себя. Еще двадцать четвертого мая британцы публично заявляли на казачьем собрании, что выдача несовместима с честью Великобритании, что их передислоцируют в Италию, а в дальнейшем предоставят возможность переезда в Канаду и Австралию,