Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

Перецеловавшись со всеми и проводив семейство младшей дочери (девочки сели в машину с мамой, Федор – с отцом), Виктор Александрович пригласил Юру в кабинет кое-что ему показать и рассказать.

– Какая у вас прекрасная библиотека! – с невольным восхищением воскликнул Юра, оглядывая стройные ряды стеллажей, занимавших все четыре стены кабинета.

– Да, это предмет моей гордости, – согласился Виктор Александрович, – кое-что досталось от отца, правда, немного, учитывая эвакуацию и дальнейшие скитания по Европе, вот эти две полки… в основном русская дореволюционная классика. А это все собирал по букинистам сам, здесь их множество, ну и современные издания на трех языках тоже…

– Завидую я вашему европейскому многоязычию, – искренне признался Юра. – Наша советская общеобразовательная школа, пока ее не разрушили, считалась одной из лучших, некоторые до сих пор считают ее лучшей в мире, но один существенный недостаток в ней все-таки был. Очень неэффективное, возможно в силу невостребованности в дальнейшем, изучение иностранного языка. У нас вся советская интеллигенция, за исключением тех, кто оканчивал инязы, нема как рыба.

– Это все объяснимо, вы жили за железным занавесом.

– Но теперь, когда его приподняли, от этого объяснения не легче.

– Вы еще молоды, Юрий Петрович, займитесь языками, хотя бы одним, уверяю вас, это не так страшно, как кажется.

– Придется, – согласился Юра.

– Скажите, вы что-нибудь знаете о вашем отце, о его семье?

– Очень мало. Перед смертью мама рассказала мне о том, как они познакомились в госпитале во время войны, что отец в свое время воевал в армии Деникина, потом Врангеля, что его молодая жена и ребенок были расстреляны красноармейцами… Вот, пожалуй, и все. После войны она долго ждала его, но так и не дождалась. Судьба его нам неизвестна.

– Значит, вам неизвестно, что в конце сорок четвертого года он попал в плен и даже, находясь в лагере для советских военнопленных офицеров, повидался со своим братом – моим отцом?

– Разумеется, таких сведений у нас не могло быть! – воскликнул Юра. – Расскажите, пожалуйста, что вы об этом знаете.

– Ну, если вы не устали…

– Да что вы, какая усталость! У нас в это время только жизнь начинается, – улыбнулся Юра, глядя на часы, показывавшие одиннадцатый час вечера.

– Дело в том, что мой отец, которому, в отличие от вашего, удалось выехать из России с армией Врангеля, впоследствии, во время начавшейся германо-советской войны, принадлежал к представителям так называемой третьей силы. Видите ли, в начале войны зарубежная эмиграция разделилась в оценках. Одни, в частности генерал Деникин, считая эту войну Отечественной, несмотря на сталинский режим, поддержали тогдашний Советский Союз и Красную армию. Другие, как генералы Краснов и Шкуро, так и не примирившиеся с разгромом национальной России, осуществленным Лениным – Троцким – Сталиным и иже с ними, выступили в союзе с Гитлером, наивно полагая, что Гитлер предпринял военный поход на Россию, как он, кстати, без конца и декларировал, против коммунизма, а не против самой России. Эта часть зарубежной интеллигенции, поверив Гитлеру, решила, что наступил их исторический шанс освободить Родину от сталинской тирании. Возможно, вы знаете (хотя об этом и не принято было распространяться ни на уроках истории в школах, ни, очевидно, на лекциях в высших учебных заведениях), что сотни и сотни тысяч наших соотечественников (по разным оценкам – до двух миллионов), не только русские, но и украинцы, белорусы, калмыки, кавказцы, казаки, выступили на стороне немцев, считая, что те пришли покончить с ненавистным им коммунизмом. Разумеется, Сталин всех с самого начала войны объявил предателями и, кого сумел, уничтожил, а сумел почти всех. Спаслись не многие. Думаю, не ошибусь, если скажу, что «власовская армия», «власовец» до сих пор является у нас в России синонимом прокаженных.

– Да, – подтвердил Юра. – Народ боролся против захватчиков, и все, кто был на стороне Власова, считались предателями.

– Тогда – да, я согласен. Но теперь, когда прошло пятьдесят лет со дня Победы, наступает время, когда можно попытаться отделить зерна от плевел. Короче говоря, это интереснейшая тема не только для историков, может быть, но я вот что хочу только сказать, не может быть двух миллионов предателей Родины. Два миллиона выступивших против Сталина – это уже не предатели, это – политическая оппозиция. Об этом, кстати сказать, говорили и все высокопоставленные генералы власовской армии, безуспешно взывавшие к государственным деятелям антигитлеровской коалиции в напрасной надежде, что западные демократии признают их третьей силой и не допустят их верной гибели в сталинских застенках. Тогда их предпочли не услышать. Их, как союзников побежденной Германии, согласно ялтинской договоренности со Сталиным, их всех – сотни тысяч советских подданных – выдали на растерзание НКВД. Эта выдача проводилась повсеместно, с душераздирающей жестокостью и вероломством. Обращались к британскому правительству, писали письма к Элеоноре Рузвельт, в защиту выступила Русская Православная Церковь Заграницей, Папа Римский… напрасно. Я, как юрист, мог бы легко доказать всю юридическую неправомерность этих выдач, но… справедливости в политике не существует. Прав тот, кто оказывается сильнее, и на тот момент сильнее оказался Сталин. Знаете, у меня иногда складывалось впечатление, что они все, Черчилль и все прочие, просто его боялись, трепетали. Он на них действовал, как удав на кролика. Кстати, об этом пишет и сам Черчилль: «Когда в комнату входил Сталин, почему-то мы все вставали и опускали руки по швам». Феноменально, не правда ли?.. У меня собраны воспоминания о тех событиях… тех, кому удалось спастись, читать без содрогания невозможно… Я часто думаю: если бы я был писателем, если бы я имел дар слова, какая могла бы выйти потрясающая книга! И главное, об этой трагичнейшей истории почти ничего не знают. Как под звуки победных фанфар и фейерверков, ликования всей спасенной от фашизма Европы, два с четвертью миллиона русских советских людей насильственно выдавали на смерть сталинским палачам. А ведь большинство из них были обычные гражданские лица: беженцы, угнанные в Германию рабочие, наконец, освобожденные из концлагерей советские военнопленные…

– Признаюсь, к сожалению, я тоже практически ничего об этом не знаю.

– Холодная война была уже тем одним полезна, что побудила западные демократии в силу их вражды с Советским Союзом печатать и издавать многие материалы, которые были бы абсолютно невозможны на Родине. Вот видите, эта полка… здесь собраны у меня воспоминания тех, кому удалось бежать, кто сумел чудом и милостью Божией спастись… Если захотите, можете потом посмотреть. Думаю, вам будет интересно. Мой отец во время войны сотрудничал с генералом Власовым, он считал его незауряднейшей личностью. Он надеялся… да-да, они все надеялись, что Запад