Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

— Спасибо, Осман, ты даже не представляешь себе, как я признателен за то, что ты позвал меня на эту лекцию, — сказал Тауфик, повернувшись к другу.

Осман решил, что Тауфик иронизирует и над ним, и над лекцией. За что Тауфик его благодарит? Может быть, Осман прослушал самое важное из того, что говорил преподаватель? Сомнение охватило его:

— Ты смеешься или серьезно?

— За этот час я узнал больше, чем за все проведенное в университете время, — ответил Тауфик.

— Никак не пойму, что ты имеешь в виду?

— Я постиг две истины. Я не смог бы их понять, если бы не это счастливое стечение обстоятельств.

— Может быть, в лекции было даже больше двух истин, но конкретно, о чем ты? — опять спросил Осман.

Тауфик, словно в книгу, погрузился в свои мысли, а Осман и Аватыф в ожидании смотрели на него. Тауфик попытался передать им впечатление, которое произвела на него лекция. Перед ним снова возник образ сидящего на кровати дедушки. Он смотрел на маленького Тауфика с любовью и нежностью, рассказывая ему о битве при Караре. Перед мысленным взором Тауфика опять возник преподаватель, который совсем недавно стоял здесь, а потом словно пелена растаяла и обнажились вечные истины. Тауфик испытывал одновременно и сильное искушение сохранить свои чувства и мысли в тайне, и желание с кем-нибудь ими поделиться.

Он больше не оборачивался к Аватыф, которая едва выдерживала непонятный для нее разговор, а смотрел только на Османа. Девушка с радостью ушла бы, оставив их спорить наедине, но она твердо решила поговорить с Османом сегодня же.

Тауфик говорил, как преподаватель, излагающий мудрые откровения перед восхищенным студентом.

— Я постиг две истины, — закончил он. — Я увидел различие между живой и мертвой историей. Я понял разницу между теми, кто учится у жизни, и теми, кто учится у книг. Различие двух противоположных школ.

Из слов Тауфика Осман заключил, что тот настроен на долгую философскую дискуссию. Он украдкой взглянул на Аватыф, как бы прося прощения за то, что позволил втянуть себя в этот разговор. Аватыф ответила печальным взглядом, умолявшим не оставлять ее в одиночестве — ведь с Тауфиком можно поговорить и в другое время. Осман понял этот взгляд и не смог отказать ей.

— Продолжим нашу беседу позднее, — предложил он Тауфику, — встретимся в семь часов вечера в твоей комнате.

Они втроем вышли из аудитории. Перед входом толпились студенты. Одни шли в лекторий, другие в библиотеку или на экономический факультет, третьи направлялись в сторону филологического факультета. Часть студентов, в большинстве первокурсники, расположились вдоль стен коридора и украдкой посматривали на проходящих мимо девушек, перешептывались между собой и обменивались многозначительными взглядами. Одни спешили, другие, наоборот, не торопились. Тауфик, не глядя по сторонам, словно вокруг не было ничего заслуживающего внимания, быстро зашагал в библиотеку. Он фактически жил в полном одиночестве и постоянной душевной тоске. В этом была главная причина несчастий и страданий, все время преследовавших его. В жизни за все приходится платить, и оборотной стороной таланта часто оказывается душевное неустройство. Во всем мире не найти человека, который был бы лишен недостатков. Тауфик сполна заплатил за свой ум. Сбылись слова Абу-Тайиба:

Мудрый и в благополучье горькой думою отмечен,

А невежда и в несчастье беззаботен и беспечен[7].

Не слишком ли дорого заплатил за свое дарование сам великий поэт и философ Абу-Тайиб аль-Мутанабби? Чего он достиг в жизни благодаря уму и честолюбию? Ничего, кроме горя. Он жил в постоянной нужде и тревогах и был убит недругами, а его талант оценили только после смерти.

Тауфик вспоминал отрывки своего разговора с Османом в прошлый четверг. Осман тогда не сказал ничего конкретного, но таким людям, как Тауфик, достаточно лишь намека, и их разум делает выводы еще до того, как собеседник целиком введет их в курс дела. Когда Тауфик читал книгу, то запоминал прочитанное почти наизусть, благодаря огромному вниманию и великолепной памяти. Осман как-то посоветовал ему прочесть книгу по проблеме психической депрессии, разрабатывавшейся Фрейдом, и вскоре увидел, что Тауфик разобрался в этом вопросе гораздо глубже, чем автор книги. Тауфик говорил о Фрейде с такой же осведомленностью и пониманием, с каким говорил и о «Пролегоменах» Ибн Хальдуна.

Перевод О. Редькина.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тауфик не был так неопытен в любовных делах, как это казалось беспокоящемуся о его судьбе Осману. Он никогда не рассказывал об этом другу, но был трижды близок с женщиной еще до поступления в университет. Первый раз это произошло в безудержном порыве юношеской страсти. Во второй раз причиной послужило вино. В третий — подстрекательства школьных товарищей, когда он учился в интернате в Хантубе. Все три эпизода были так свежи в его памяти, будто это случилось только вчера.

Когда Нил входит в берега после периода разлива, обнажаются обширные пространства удобренной илом земли, которую называют «джуруф», то есть пойма. Эту землю местные жители разбивают на участки и засаживают арбузами или фасолью. Тауфик со своими сверстниками часто совершал набеги на пойменные участки, чтобы в отсутствие хозяина полакомиться арбузами. До поймы они добирались, пробегая дружной ватагой вдоль берега арыка, а дальше ползли на четвереньках, припадая всем телом к земле при каждом подозрительном шорохе.

На участках росли арбузы самых разных сортов, но хозяева помечали лучшие из них особым знаком. Вот эти помеченные арбузы и были желанной добычей для деревенских сорванцов. Выбрав три-четыре арбуза, они садились и съедали их в полном молчании. Наевшись досыта, каждый брал еще по огромному куску, чтобы «подкрепиться» на обратном пути, а остатки забрасывали подальше. Возвращались той же дорогой, потихоньку пробираясь берегом арыка.

В тот день Тауфик договорился с друзьями совершить очередной набег на бахчу, которую они недавно присмотрели. Сбор был назначен под деревьями на берегу арыка. Придя к условленному месту, Тауфик долго поджидал друзей, но никто из них не явился. Тауфику надоело ждать, и он уже решил возвращаться домой, так и не заглянув на бахчу. Вдруг до его слуха донеслись какие-то звуки. Прислушавшись, он различил голоса двух девушек, разговаривавших чуть поодаль, за деревьями.

Солнце стояло в зените, и его жаркие лучи нещадно жгли землю, но вода и зелень смягчали полуденный зной. С поймы доносился душистый запах базилика, пышно разросшегося у воды. Легкий ветерок играл в кронах высоких деревьев. Плавно покачивались ветви громадной ивы, в густой и прохладной тени которой стояли девушки. Они оживленно беседовали, не подозревая,