Дом из парафина - Анаит Сагоян

Мы выпили чай и вышли за продуктами. И он снова стал как прежде – живой, настоящий, разбрасывался шутками. Мой Сандрик. За ним не наблюдалось ничего подозрительного – ровно три дня.

А потом я будто вдруг очнулась и обнаружила себя в клинике, в комнате ожидания. Сандрика не было рядом. Я сидела и ждала. Вошли двое арабов, шумно перекидываясь короткими фразами. Один из них, с перекинутым через руку плащом, грузно опустился на свободный стул, пока другой, оставив свой рюкзак, отошел записаться на прием. Решив занять место для приятеля, араб положил его рюкзак на единственный свободный стул рядом со своим. Скрестив на коленях ладони, он в ожидании уставился в пустую стену.

В комнату вошла пожилая женщина и, вежливо поздоровавшись, отступила в свободный угол, бросив быстрый взгляд на незанятый стул с рюкзаком. Приятель-араб надолго задержался в регистратуре, а стул продолжал пустовать.

– Извините, – не стерпев, обратилась к сидящему арабу по-немецки одна из сидевших неподалеку женщин. – Это место занято?

Араб в ответ неопределенно покачал головой: он не понял ни слова.

– Это ваш рюкзак? Тогда уберите, пожалуйста, свой рюкзак, чтобы могла сесть пожилая женщина, – обратились к нему сидящие.

Араб вконец растерялся, и несколько человек доходчивыми жестами объяснили ему, что нужно делать. Он обиженно схватил рюкзак приятеля и уложил у своих ног. Старушка тихо поблагодарила его и медленно опустилась на стул.

– Я подумала, что место занято, и не села. Благодарю.

Тут вернулся второй араб, с досадой посмотрел на занятое место и замешкался. Вскоре они оба ушли в самый дальний угол комнаты ожидания, и одно из различимых слов, которыми арабы перебросились друг с другом, звучало очень похоже на слово «нацисты».

Отвлекшись на двух арабов, я и не заметила, как пролетело время. Вскоре выглянул терапевт и позвал меня. Когда я вошла, Сандрик сидел на стуле, склонившись над докторским столом, и не поднимал на меня глаз. Пока терапевт забежал в соседний кабинет, я присела рядом с Сандриком. И тогда он наконец посмотрел на меня. Я взяла его за руку, которая показалась мне влажной.

– Да все нормально! Не парься, – начал он решительно. – Сейчас поедем домой.

Вернулся доктор и сел напротив нас. Опираясь локтями о стол, он кашлянул – больше по протоколу, чем от нужды, но потом легко улыбнулся и почесал бровь. Да что не так? Я не знала, как реагировать.

Слово «деменция» поначалу успокоило. По крайней мере, это не звучит так страшно, как рак. А потом я начала падать в пропасть, которая с каждым преодоленным метром сужалась, а воздух в ней становился все более разреженным.

– Но ему же тридцать семь! Всего лишь!

– Редкие случаи, но они есть… – убеждал доктор.

– Нет! Я читала. Может, это сосудистое заболевание?

– Мария! – Сандрик схватил меня за бессвязно блуждающие по воздуху руки и уставился мне в глаза. – Успокойся.

– Что значит «успокойся», Сандрик? – Я почти плакала, горло сдавило. – Эти анализы могут быть неверными! Нужно попытаться в другой клинике. А если это просто высокий холестерин? – обратилась я снова к доктору. – Или там. закупориваются мелкие сосуды мозга, кровь не поступает. Я читала. Мозг не получает должного питания. поэтому происходит нарушение памяти.

– Это тем не менее ранняя деменция. Скорей всего. – спокойно заявил терапевт и сцепил руки в замок. – Я уже говорил с герром Григоряном. Есть подозрения на полученную в детстве травму головы. Мы обнаружили рубцевание. Помните: травма головы – это еще и травма головного мозга. Я позвал вас, чтобы ознакомить с результатами магнитно-резонансной томографии. Да и вы – не посторонний человек, и ему как никогда нужны ваши поддержка и контроль. Поэтому немалая доля инструкций – она для вас. Надеюсь, вы понимаете? – И доктор посмотрел на меня исподлобья. – Теперь о важном. Повторно МРТ мы будем делать через месяц. А пока начнем с витаминов.

– Ну вот и приехали. Просто заебись… – перешла я на шепот и на русский язык.

У подножия маяка всегда темно

Мне снова снилось, как ты умер, а твой велосипед все еще пристегнут, оставленный у входа в метро. У него выкрутили седло. В твои соцсети приходит контекстная реклама. А теперь и реклама седел, потому что Гугл нас слушает и продает. Гугл пока не знает, что ты умер. Все молчат, не находят слов. А Гугл предлагает седла. Ты умер, и твой телефонный тариф продлился еще на два года. В твоем тарифе теперь пять гигабайт вместо трех. Роуминг тоже включен в сумму. Даже если ты умер. Но ты ведь умер. Так случайно, что все еще говоришь в автоответчике. Ясно и бодро, как будто так же сейчас заговоришь в домофон. Просто ты умер, совсем как принято теперь умирать. Раньше умирали, садясь в глубокое кресло и уставившись в стену. С чувством выполненного долга. А ты встал и вышел. И твое постприсутствие всосалось в замочную скважину вслед за тобой. Пойду, говоришь, покупать седло для своего вело. Третье уже, сволочи. Валовы, руки, поручни. Поручни, руки, головы. Что же ты так раскис? Ну, соберись. Богу-богово, вору-грабеж, а тебе-новое, упакованное седло. Ты же просто умер. Вот Гугл думает, что живешь.

* * *

Это болезнь, при которой у болеющего ничего поначалу не болит, а уже страдают близкие. Воспоминания меркнут, и душа гаснет раньше тела.

Первые два дня после похода в клинику выдались непростыми. Сандрик, взявший на работе больничный, пребывал в полном оцепенении. Но после упорного отрицания все же начался этап принятия, этап, когда нужно уступить. Признать свое поражение и с этого начинать отталкиваться дальше.

– Что тебе больше всего нравится во мне? – спрашиваю.

– Улыбка. Однозначно улыбка. Она на первом месте.

– А что понравилось в самый первый день нашей встречи? И когда была наша встреча?

Сандрик не сразу ответил:

– Ты меня проверяешь.

– О чем ты?

– Признайся, ты прощупываешь меня, потому что тебе страшно. – И Сандрик, не задумываясь, выдал мне день, число, месяц и год, в надежде, что это меня утешит. – День похорон Йенса. Я этого не забуду, – пояснил он.

Ощущения, сопровождающие страх, – это дергающаяся перед глазами картинка, тошнота и сквозящая, холодная пустота в животе. Все это я испытывала, когда взгляд Сандрика останавливался слишком долго на одной точке. Даже если на мне.

– Всегда говори со