Ничего не скажу - Владимир Станиславович Елистратов

– Барбекю из конторы сделаю… Ладно, Вовка. Давай другой ролик заценим.

Кассета как-то неохотно, как шахтёр в забой, вползла в магнитофон. Сначала слегка порябило на экране. Потом пошел ролик. Синее небо. В небе – чайка. Красиво. Камера опускается вниз. Горы. Выжженная земля. По ней идет потный индеец. Индейцу жарко. Вдалеке – пирамида. Индеец на неё взбирается. Там, наверху пирамиды, что-то типа фараона. Фараон торжественно протягивает индейцу банку. Следующий кадр: индейцу явно хорошо (наверное, выпил). Опять – небо с чайкой. И надпись по-итальянски: «Из лучших сортов сицилийского винограда». Всё.

– Классный ролик, – сказала Василиса. – Нужна убойная текста́. Фраз на семь. Дескать, «всего один глоток – и удача, блин, с тобой». Давай, гони какую-нибудь байду в рюшках.

– Ща… – говорю. – Только я не понял, при чем там виноград?

– Какой виноград?

– Да там написано было в конце: «Из лучших сортов сицилийского винограда». По-итальянски.

– Да ну?! Это Пупок все перепутал!

– Пупок – это кто?

– Васька Пупков. Это он, недоумок, ролик нареза́л. Ну ладно, эту сицилийскую писюльку про виноград мы ампутируем. Давай текст сочинять.

– Текст – не проблема. Только там странно всё как-то. Индеец – перуанский. Из Перу, страна такая…

– Я в курсе.

– А пирамида мексиканская. Пирамида майя.

– Уверен?

– Уверен. Я там был, в Мексике-то, в Чичен-Ице… залезал на пирамиду-то… Высокая… Действительно, взопреешь…

– Тьфу ты!.. Ну, это ладно. Перу, Мексика… Все – Южная Америка. Гражданам по барабану.

– Ну, не знаю. Мексика – это все-таки Центральная Америка. От Перу до Мексики – как от Москвы до Чечни. Что же этот чубрик все пешком прочапал?.. Нелогично.

– Да, нелогично… Пупка – ногами задушу.

– И потом – откуда там фараон египетский? В Мексике-то?

– А кто его знает… В древности там всякое могло быть…

– Да и чайки над пустыней не летают.

– А может, это кондор какой-нибудь?

– Альбинос, что ли, мутирующий?.. Что ж я, кондора от чайки не отличу?

– Да… Дела… Ну, Пупок, двоечник несчастный, я тебе устрою расчленёнку по-мексикански.

Помолчали.

– А главное, – продолжал я, – мне не ясно: накой ему духИ-то?

– Кому?

– Индейцу.

– Какие духи? Ему этот тетерев египетский пиво дал. Баночное. Видал, как тот доволен был? Жажду он утолил. Это же ясно.

– Не знаю, не знаю… На банке было написано «Жан Поль Готье». Это духи такие французские, особые. В банках. На пиво, конечно, издалека и без очков похоже, но…

– А не врёшь?

– А чего мне врать. Женские духи. Дорогие… Я ещё понимаю одеколон дешёвый пить… Хотя тоже, конечно, извращение. Но чтоб французские духи квасить… От жажды. Это перебор. Настоящему индейцу, конечно, все ништяк, но…

– Да-а-а… – протянула Василиса с интонацией Джигарханяна-Горбатого. – Хорошие дела… Значит, сегодня тексту не напишешь?..

– Я-то могу, но чего тут выйдет? «Пейте французские духи в пустыне, чтобы утолить жажду, и с вершины египетско-мексиканской пирамиды в Перу вы заглючите кондора-мутанта»?

– Да, не та текста́. Шизиловым попахивает.

– Вот я и говорю.

Так и не написал я слогана. И двухсот долларов не получил. Зря полдня потратил. И все из-за Мурзыча с Пупком. Даже чужого нарезать как следует не смогли, второгодники. И поэтому я говорю:

– Ребята! Давайте учиться в школе! Чтоб духи от пива отличать. Чтоб кондоры в чаек не мутировали. И по миру ездить, смотреть, изучать, вникать. Чтоб Биг-Бен в Кёльнский собор не превращался.

Русские эм глазами зарубежных жо

Очень-очень много написано о том, как иностранные мужчины относятся к русским женщинам, и почти ничего о том, как иностранные женщины – к нам, русским мужчинам.

Мало того. Вокруг отношения к нашим дамам создан миф, что, дескать, русских женщин все любят, что они, мол, ценятся за скромность, трудолюбие, терпение и т. п.

Ну что здесь сказать… Ценятся, конечно, но поначалу, по незнанию…

Я не встречал ни одного иностранца, который, побывав в мужьях какой-нибудь нашей «неперечливой» Настеньки, отзывался бы потом об этой Настеньке положительно, т. е. без гадючьего шипения и тамошнего мата. Исключения, конечно, бывают, но редко.

Это только сначала все как в фильме:

– Тйепло ли тйебйе, дйевица?.. Тйепло ли тйебйе, краснайа?..

– Йес, тепло, батюшка, тепло, Морозушко…

И глаза такие добрые, чистые, честные, неперечливые. Как у телепузика, вернее, у телепузицы.

Ну – Морозушко и поплыл, как пломбир в духовке.

А потом наша доброглазая через годик хвать этого американского или немецкого Морозушку за мошонку (бороду-то она ему раньше повыдергивала) – и в суд, отсуживать у него дом и полсостояния. И ведь отсудит. Неперечливая наша. Телепузица добропопая. Чистоглазица смертозубая.

Потом, бросив Морозушку в его берлинском дейтройте, вернётся на Родину. Отгуляет со школьным другом Стасиком. С институтским другом Максиком. С первым мужем Толиком. С лучшим другом первого мужа Маратиком. И опять – шасть под ёлку. Поджидать очередного французского или японского Морозушку, чтоб у него отстебунячить какой-нибудь замок на реке Луаре или остров из архипелага Сикасима.

Так что – миф, миф и ещё раз миф.

Она, конечно, и коня на скаку, и в горящую избу. Но – если ей это нужно. А если не нужно – коня на колбасу, а избу под офис. Я, конечно, сгущаю краски, но не сильно.

Знаете, например, что одна наша девушка вышла замуж за швейцарца, которому было 84, потом – за его сына, которому 50, а потом – за двадцатипятилетнего внука. И у всех троих отсудила всё. То есть – буквально. Всех троих оставила, как горных козликов, без штанов гулять по альпийским лугам.

Другая – попала в гарем к какому-то там шейху. С годик пожила. Надоело. Попросилась у шейха домой. Шейх не отпустил. Тогда она его задушила грудью и удрала. История – реальней некуда. Живет сейчас где-то под Архангельском, доярка. Только наша Настенька может задушить мужика грудью.

Так вот получается, что о русских женщинах сначала иностранцы думают хорошо, а потом – скажем помягче – узнают правду.

Совсем иначе обстоит дело с нами, мужиками.

Про нас иностранки сначала не думают никак или думают плохо. А вот потом…

Что такое мы, российские мужчины, в их убогом понимании?

Мы – пьём. Мы – не моемся. У нас – загадочная непредсказуемая душа. Мы – мафия. Мы – бородатые медведи. Ходим в зимних шапках, с балалайками, сбивая головой сосульки с берёз и т. п.

Пьяный вонючий непредсказуемый бородатый медведь в шапке, с балалайкой и с автоматом. Начитавшийся к тому же Достоевского и оттого ещё более непредсказуемый.

Опрос иностранок, не имевших долгого непосредственного контакта с русскими,