Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– Хорошо, сейчас приду.

Я уже хотела повесить трубку, но Фаина Кузьминична поспешно добавила:

– Только не в стационар. Я уже дома. Знаете, где я живу?

– Во флигеле за педиатрическим корпусом.

– Правильно. Так я вас жду.

Это было более чем странно. Фаина Кузьминична никогда никого к себе не приглашала. Все вопросы, в том числе личного характера, она решала в стенах стационара.

Сотрудников очень интересовало, как живет главврач, но никто не решался подходить близко к флигелю, окруженному садиком за низким штакетником – не потому, что подобная бесцеремонность могла не понравиться Фаине Кузьминичне, а из уважения к ее статусу.

Я вернулась к себе, чтобы одеться по погоде. На улице по-прежнему лило, поэтому я надела непромокаемый плащ и резиновые сапоги, решив, что зонт при таком ветре, во-первых, мало поможет, а во-вторых, блуждать с зонтом в темноте по заросшей деревьями территории стационара не очень-то сподручно.

Флигель – старый, двухэтажный, с облупившейся краской и балкончиком в мансарде – напоминал обветшалую барскую усадьбу из книг о дореволюционной России. Над входом раскачивался на ветру фонарь, отбрасывая на крыльцо пляшущие тени. Я поднялась по размокшим ступенькам и постучала. В спину мне хлестал дождь. Я постучала снова, а потом дернула ручку. Дверь оказалась не заперта.

Я вошла в тесную прихожую, где было немногим теплее, чем на улице. Отсюда наверх вела винтовая лестница, которой, судя по ее ветхости, вряд ли пользовались. Я повесила плащ, с которого стекала вода, на вешалку, к двум таким же плащам, только изрядно поношенным, скинула испачканные грязью сапоги и помедлила, собираясь с духом.

За подбитой войлоком дверью обнаружилась еще одна прихожая, просторная и хорошо протопленная. В дровяной печи трещал огонь; громоздкий рукомойник, домотканая дорожка и покрытый клеенкой стол из струганых досок создавали полную картину деревенской избы.

«Ей предлагали поселиться в квартире с удобствами, – удивленно подумала я. – Как она может жить в таких условиях по доброй воле?..»

– Зоя Евгеньевна, это вы? – раздался голос из соседней комнаты. – Идите сюда.

Я пересекла прихожую и вошла в комнату, обставленную добротной, не без претензии на мещанство, мебелью: ореховым сервантом-горкой, штофным диваном с вышитыми подушками, книжными этажерками и старинным трюмо. Под репродукцией Шишкина висел телефон – обязательный атрибут жилища главврача. В простенке между окнами, занавешенными гардинами из набивного ситца, стояли массивные напольные часы красного дерева, а в центре комнаты, под лампой с зеленым абажуром, был накрыт к чаю застеленный камчатной скатертью[15] круглый стол.

За столом сидела Фаина Кузьминична.

При моем появлении она поднялась, улыбаясь приветливо и немного натянуто. На ней была бежевая вязаная кофта с накладными карманами и коричневая саржевая юбка ниже колена. Я впервые видела Фаину Кузьминичну без медицинского халата, отчего она казалась не суровым главврачом, которого боятся и уважают подчиненные, а обычной пенсионеркой, коротающей дни за чтением, вязанием и перелистыванием альбомов со старыми фотографиями.

– Отчего вы босиком? – воскликнула она, взглянув на мои ноги. – Почему не надели тапочки? Я специально их приготовила в прихожей. Присаживайтесь. Можете на диван, а можете сюда, к столу. Сейчас будем пить чай.

Я села на самый краешек стула, сложив руки на коленях словно школьница, которую вызвала для нравоучительной беседы строгая директриса. Фаина Кузьминична села напротив меня. Я ощущала ее пристальный взгляд, от которого мне все сильнее становилось не по себе.

– Вы не промокли, Зоя Евгеньевна? Извините, что выдернула вас из дома в такой ливень.

– Всё в порядке, товарищ главврач.

– Называйте меня по имени-отчеству. Ваш визит – неофициальный.

– Я как раз хотела спросить… Почему вы пригласили меня сюда? Вы обычно не зовете подчиненных к себе домой.

– Сегодня я хочу говорить с вами не как с подчиненной.

Если до этой минуты я испытывала лишь сообразную обстоятельствам скованность, то теперь окончательно растерялась. Мое утреннее поведение заслуживало гнева, порицания, неприятия, но не расположения, которое демонстрировала – вполне искренне – главврач. Несомненно, она должна была на меня разозлиться, и так же несомненно, что ее злость не могла так быстро, без какого-либо повода, трансформироваться в диаметрально противоположную эмоцию. Тем не менее, если верить ее словам и поведению, никакого негатива в отношении меня главврач не испытывала.

– Но сперва выпьем чаю, – продолжила она. – Не знаю, как вы, а я не успела поужинать. Как пришла из стационара, сразу вам позвонила. Вот, собрала на скорую руку все, что нашлось в холодильнике и буфете. Бутерброды с сыром, печенье и ванильные сухари. Больше ничего нет. Извините за скромное угощение, я в основном питаюсь в столовой, на готовку времени совершенно нет…

– Что вы, все замечательно. Хотите, я разолью чай?

– Если вас не затруднит.

Я налила в фаянсовые чашки кипяток из эмалированного чайника, долила заварку и поставила чашку перед главврачом. Она поблагодарила, взяла бутерброд и жестом поощрила меня последовать ее примеру.

Некоторое время мы молча подкреплялись. Хотя этот день я провела в общежитии, ни на обед, ни на ужин у меня не нашлось ни времени, ни желания. Поднявшись после разговора с Вахидовым к себе, я потратила около часа на то, чтобы успокоиться, а время, оставшееся до звонка Фаины Кузьминичны, – на работу над методичкой.

Вначале я ела нехотя, но не зря говорят, что аппетит приходит во время еды. Я съела второй бутерброд, а потом, осмелев, подлила себе чаю и взяла из коробки пару овсяных печений.

– Хорошо, что вам не надо следить за фигурой, – с улыбкой заметила Фаина Кузьминична. – При вашей конституции вы всегда будете оставаться стройной.

– Да… – пробормотала я, почему-то истолковав ее слова как упрек в невоздержанности, и украдкой отложила недоеденное печенье.

– Зоя Евгеньевна, мне очень не хочется с вами расставаться.

Я вздрогнула, но выдержала удар, поскольку была к нему готова – настолько, что даже улыбнулась и нарочито бодрым голосом уточнила:

– Но придется, да?

– Безусловно, – кинула Фаина Кузьминична. – Если вы напишете заявление по собственному желанию, я не смогу его не завизировать, потому что не имею права удерживать сотрудников.

Я не сразу нашлась с ответом, поскольку не была уверена, что правильно поняла слова главврача. Она действительно не собирается меня увольнять? Ей жаль со мной расставаться, несмотря на мое непростительное поведение?..

– Хотя вы и проявили непочтительность, выступив с обвинительной речью в мой адрес, но справедливость, которой я не поступаюсь ни при каких обстоятельствах,