Не сдавайся! - Сара Тернер

Не знаю, нормальная это реакция на горе и потрясение или нет. Может, нормальная. Может, она как раз и реагирует как положено. А все мы тем временем едим через силу только ради Теда, который до сих пор не знает, что его папы больше нет, и считает, что мама просто очень крепко спит. Он единственный из нас не ахнул от изумления, увидев Эмми в бинтах.

– Мамочке бо-бо! – сказал он доктору. – И она немножечко устала.

– Что будем делать? – тихо спрашиваю я. – Сегодня.

Что каждый из нас будет делать в долгосрочной перспективе, я тоже не знаю, но вряд ли это разговор для «Макдональдса».

– Думаю, Полли с Тедом останутся у нас, – отвечает мама.

– Нет. – Голос Полли звучит так решительно, что я даже подпрыгиваю.

– Нет? – переспрашивает мама.

– Я не хочу к вам, бабушка. Я хочу домой.

Я кручу в руках бумажную обертку из-под трубочки.

– Я могу остаться с ними у Эмми. Посплю на диване.

Я хотела остаться в больнице, но доктор Харгривс отвела папу в сторону и велела всем отправляться домой. Она знает, что мы живем в часе езды, и пообещала позвонить, если в состоянии Эмми будут любые заметные изменения. И сейчас папа кивает в знак согласия. А вот маме идея не очень понравилась, судя по поджатым губам.

– Мам?

Она нерешительно качает головой – это ни да ни нет.

– Ну, наверное, за одну ночь ничего не случится, – наконец произносит она. – Я бы сама осталась, но на диване спать не могу, не с моими суставами, и будет неправильно спать, ну…

«В их кровати» повисает в воздухе, и мы все старательно переводим взгляд на Теда, наблюдая, как он доедает последние кусочки картошки и облизывает пальцы.

Мама начинает подробно перечислять, что нужно сделать, будто я везу детей в дальний поход, а не остаюсь с ними у них же дома. Она считает, что я не справлюсь. Признаться, я никогда не оставалась с ними на ночь одна, и, как бы я ни притворялась, что знаю их распорядок дня, она уже сбила меня с толку, упомянув памперсы, которые, как я считала, Теду больше не нужны.

– Я думала, он их уже не носит?

– На ночь носит, милая. А вот днем – нет.

– А, точно, хорошо. Что ж, я разберусь.

– Мы приедем прямо с утра и поможем, – обещает мама.

«Сменим тебя» – вот что она имеет в виду, и думаю, утром я точно этому обрадуюсь.

Мы друг за другом выходим на парковку, и Тед спрашивает, можно ли ему поехать с Джори в его минивэне, а когда мама запрещает, падает на пол и начинает вопить. Очень громкий звук для такого маленького человечка.

– Он уже слишком устал, – поясняет мама, поднимая Теда с пола, попутно уклоняясь от его молотящих по воздуху ручек и ножек. – Джори, дорогой, отвезешь его?

Джори кивает и идет с папой за детским креслом, а я окликаю Полли и говорю, что подожду ее дома. Она только смотрит на меня и не отвечает.

Когда мы подъезжаем к дому Эмми, мама с папой и Полли уже внутри. Тед уснул в своем кресле, и, немного повозившись с ремешками, я наконец вытаскиваю его из машины. Не помню, когда последний раз брала его на руки, но он гораздо тяжелее, чем мне казалось.

Джори, развернув машину, останавливается рядом и опускает окно:

– Точно не хочешь, чтобы я остался? Тебе сейчас лучше не быть одной.

Мне больше всего хочется, чтобы он остался, но вдруг Полли решит поговорить со мной? Вряд ли, но сегодня за них с Тедом отвечаю я, а при Джори она может почувствовать себя неловко. Мысль, что меня оставят за главную, еще и с детьми, пугает. Я качаю головой.

– Ладно, – кивает Джори, но не двигается с места. – Мне просто ужасно не нравится, что ты в таком состоянии будешь одна.

– Я справлюсь, честно. И потом, ты же знаешь, что, если останешься, мы нарушим наше золотое правило, действующее с зимы 2015 года?

Джори улыбается:

– Уверен, сейчас есть смягчающие обстоятельства, но да, это будет нарушением. Я тебе напишу.

Я несу Теда по дорожке к крыльцу и мельком замечаю движение в гостиной дома по соседству – это Альберт, сосед Эмми, тут же вновь скрывшийся за занавеской. Эмми часто рассказывает об Альберте. «Представляешь, ему за восемьдесят, но голова у него работает что надо!» Недавно я поймала себя на мысли, что лучше бы она вообще о нем не говорила и не напоминала мне о том злополучном вечере пару месяцев назад, когда я перебрала с алкоголем и меня стошнило в его цветочный горшок. Эмми с Дугом чуть со стыда не сгорели. Я должна была извиниться перед Альбертом тем же утром, когда Дуг все за мной убрал, но чувствовала себя нехорошо и не пошла, а потом момент был упущен. Не сомневаюсь, теперь он меня недолюбливает: каждый раз, проходя мимо и старательно отворачиваясь, я чувствую его пристальный взгляд. И вдруг понимаю, стоя на пороге с Тедом на руках, что до сих пор считала эту неловкую ситуацию с соседом сестры настоящей проблемой.

Мама впускает нас и тут же забирает у меня Теда, уже держа в руке памперсы, пижамку и зубную щетку, чтобы сразу отнести его умываться и спать. Сотрудник по связям с семьей, с которым мы днем встретились в больнице, беседует с папой в гостиной. Нам уже сообщили, что водитель грузовика в больнице, у него случился приступ, который и спровоцировал аварию. Про расследование я больше ничего слышать не хочу, так что сажусь на ступеньки у подножья лестницы и смотрю на развешенные по стене семейные фотографии.

Эмили кучу времени сначала выбирала снимки, а потом развешивала рамочки, пытаясь воссоздать «настенную галерею» из соцсетей. Я беспощадно дразнила ее за это, как и всегда, когда она сходила с ума по очередной идее какого-нибудь «инфлюенсера», но фотографии правда смотрятся замечательно. Эмми подобрала к ним яркие рамки, и сейчас мой взгляд притягивает к себе оранжевая, со вставленной черно-белой фотографией их семьи на пляже. Кажется, ее я прежде не видела. Встаю и подхожу поближе, чтобы рассмотреть, тут же чувствуя подступающие слезы. Эмми держит Теда на бедре, Дуг обнимает за плечи Полли. Похоже, что-то рассмешило Теда прямо перед съемкой, потому что он хохочет, запрокинув голову, а его мама, папа и сестра повернулись к нему. Никто не смотрит в камеру: Полли от смеха прикрыла рот рукой, Дуг как будто что-то говорит, а лицо Эмми наполовину скрыто растрепавшимися на ветру кудряшками. Даже