Циньен - Александр Юрьевич Сегень

Следствие тянулось недолго, и уже в начале 1922 года состоялся суд. Судья Прюшон презрительно относился к китайцам, но при этом люто ненавидел немцев и сильно не любил русских. Обвинение требовало смертной казни, защита настаивала на статусе «убийство во имя страсти» плюс самозащита, и в итоге Прюшон вынес совершенно неожиданный приговор: освобождение из-под стражи с выдачей имущества, но немедленной высылкой за пределы Французской республики в течение двадцати четырех часов.

Прах госпожи Мяо Ли выдали освобожденному из-под стражи господину Мяо Ронгу в металлическом сундучке, который можно было даже упрятать в боковой карман пиджака. Кроме родного праха жены, он получил почти все деньги и вещи, включая великолепный костюм богини луны Чан Э, с которым не знал, что делать. Без той, которая его носила, костюм полностью терял свой смысл. И даже выглядел зловеще, как чучело прекраснейшего в мире убитого существа. Выдворенный из Франции в Германию, Ронг в один из первых же дней сжег его в печке вместе со своим костюмом, в котором явился некогда на бал-маскарад в российское консульство. Так состоялись похороны богини луны и того, кто ее похитил. 

* * *

Весной 1922 года в Советской России развернулась кампания по изъятию церковных ценностей. Выступивший с гневным воззванием против этой акции патриарх Тихон подвергся аресту и заточению в бывших казначейских покоях московского Донского монастыря. Находясь в полной изоляции от внешнего мира, он тем не менее имел возможность гулять по монастырской территории и однажды летом познакомился с молодым китайцем, хорошо говорившим на русском языке. Китаец выглядел растерянным, и патриарх Русской Церкви сам обратился к нему с вопросом:

— Могу ли я вам чем-то помочь?

— Да, пожалуйста, — сказал китаец. — Где здесь захоронения Донских?

— Здесь, насколько мне известно, нет таковых, — ответил Тихон.

— Но ведь это Донской монастырь?

— Да.

— В таком случае здесь должны быть похоронены представители рода Донских.

— Ах, вот оно в чем дело, — сообразил патриарх и коротко объяснил иноземцу, почему монастырь так называется.

Увидев, что тот огорчился, стал расспрашивать его дальше, и китаец поведал ему, что при нем находится сундучок с прахом дочери генерала Донского и он хотел бы сей прах предать захоронению.

Выдворенный из Франции Мяо Ронг в Германии встретился не с кем-нибудь, а с Усатым Хэ, который недавно приехал сюда из Москвы, где участвовал в работе съезда народов Дальнего Востока, организованного Коминтерном. Выслушав историю Ронга, Хэ Шухэн отправил его в Москву с самыми лестными рекомендациями, и он прибыл на родину своей Ли, имея репутацию пламенного борца за дело пролетариата, лично уничтожившего двух белогвардейцев — штабс-капитана Гроссе и полковника Трубецкого.

В московском отделении Коминтерна только что приехавшего Ронга приметил ректор недавно созданного КУТВа — Коммунистического университета трудящихся Востока — Григорий Бройдо, предложил ему учиться, и Ронг согласился. Так он стал московским студентом, поселился в общежитии, принялся изучать методы борьбы за установление коммунизма в Китае, а заодно совершенствовать свой русский.

В свободное время он ходил по Москве, смотрел на Кремль, отдаленно напоминающий Врата Небесного Спокойствия в Пекине, только там небо спустилось на землю, а здесь остроконечные кремлевские башни словно приготовились лететь к небесам.

Конечно же в один из первых дней он нашел дом на Пречистенке, и как раз стояло то время, когда там вовсю цвела сирень. Белая, лиловая и синяя. Он застыл перед ней и видел, что эта сирень — тоже его Ли, только он не может взять ее за руку, обнять, поцеловать и повести с собой по жизни. Как же так? Вот она, цветет, радует глаз, такая веселая и красивая. Но не принадлежит ему!

Однажды он спросил ректора университета:

— Григорий Исаакович, я хочу побывать в Донском монастыре. Я обещал это своей жене. Она погибла от рук белого офицера.

— Прекрасно! — сказал Бройдо. — Там как раз набирают китайцев караулить арестованного патриарха. За небольшую копеечку. Думаю, это не помешает твоей учебе.

Так Мяо Ронг оказался в стенах старинной московской обители, превращенной в место лишения свободы для предстоятеля Русской Православной Церкви.

— Как вас зовут, молодой человек? — спросил его Тихон.

— Роман, — ответил он.

— Роман? — усмехнулся патриарх. — Ну да, китайцы часто переделывают свои имена в русские, дабы нам было удобнее.

— Мое китайское имя Мяо Ронг. Но я был крещен в Шанхае русским священником, и мое православное имя — Роман.

— Ого! — удивился и обрадовался предстоятель. — Какая приятная неожиданность! После истребления православных китайцев во время Боксерского восстания китайцы боятся принимать православие.

— Мне нечего бояться, — сказал Ронг. — После смерти моей жены мне ничего не страшно на свете.

Они подружились, Ронгу очень нравилось, что этот служитель Церкви по утрам делает физические упражнения, вертит гантели, совершает приседания, отжимания, бегает.

— Хотите, я покажу вам тайцзицюань? — предложил охранник-китаец охраняемому им патриарху.

— Что-что? — спросил тот. — А что это?

— Оздоровительная гимнастика, совершаемая под музыку на рассвете. Эту утреннюю гимнастику предпочтительно совершать в каком-нибудь красивом месте на природе.

На него, как хищники, набросились воспоминания о парке Хуанпу, озере, водопаде, который Ли переименовала в Лиу де Аи — Струи Любви. И ледяные слезы впервые за все время со дня ее гибели вырвались из его глаз.

— Что с вами? — встревожился Тихон.

Тогда Ронг подробно рассказал пожилому страдальцу о своей жизни и своих страданиях. Упомянул и о том, как в Ницце жена заставила его исповедаться и причаститься.

— Причастие, — сказал патриарх, выслушав, — означает, что мы становимся причастны ко Христу, становимся Его частью. Но в этом слове заключено и слово «часто». На твоей душе лежит грех двух убийств, пусть даже совершенных вопреки твоим желаниям и твоему естеству. Поэтому ты должен часто причащаться тайн Христовых, раб Божий Роман.

Вскоре патриарх Тихон во время богослужения, которые ему пока дозволялось совершать, исповедовал и причастил русского китайца. Тот спросил его, как ему поступить с прахом Елизаветы Александровны, и патриарх сказал, что негоже носить по миру останки пусть даже и горячо любимой жены.

— Поскольку она в девичестве была Донская, ты правильно поступил, что привез ее прах сюда. Я разузнал. Оказывается, на территории монастыря действительно есть небольшая