И все небо для нас - Юлия Лим

уволиться, потому что между ними была… – она вдруг прочищает горло, покашливая в кулак, и осторожно добавляет: – Между ними была связь. Понимаешь, о чем я?

– Это всего лишь слухи, – отвечаю, сдержавшись и не спросив, что за бред она несет.

– Хотелось бы в это верить. Но…

– Лида! – в комнату врывается ее младшая сестра с разъяренным лицом. – Где косметичка?!

– Ты не видишь, что у меня гости? – голос Лиды натягивается от напряжения. – Поищи в ванной, она всегда там.

– Ты такая вредная! – девчонка окидывает меня взглядом и уходит, громко хлопнув дверью.

Пока Лида вздыхает, потирая лоб, я смеюсь.

– Похоже, у наших сестер много общего. Моя меня тоже все время зовет вредной и злой.

– А сколько лет твоей сестре?

– Недавно исполнилось семь.

– Завидую, – Лида морщится. – Этой дурынде полгода назад исполнилось двенадцать, и это худшие полгода в моей жизни. Она ворует у меня косметику и вещи. Не удивлюсь, если когда-нибудь и мужчину отобьет.

Слова о мужчине напоминают о прерванном разговоре.

– Ты что-то хотела сказать про Гордея и учителя? – напоминаю я.

– Да… Я слышала, что тот учитель – отчим Гордея, и что он заставлял его одеваться в женскую одежду.

Фыркаю:

– Ну и чушь!

– Почему ты злишься? – Лида распахивает глаза.

– Да потому, что слухи ничего не доказывают. И мой Гордей бы все рассказал, если бы было что-то подобное.

– Твой Гордей, значит? – улыбается Лида.

Подловила. Как же ловко она умеет жонглировать темами.

* * *

В свой день рождения жду Лиду возле ее дома. Я могла бы сказать ей адрес, но почему-то хочется немного прогуляться и поболтать. К тому же Ирма с Тихоном не раз намекали на прошедшей неделе, чтобы я ненадолго ушла. Надеюсь, они не готовят ничего, кроме еды, иначе мне придется придумывать, как отреагировать на «сюрприз», а я не очень-то этого хочу.

– Фух, прости, я поздно начала собираться, – Лида выскакивает из дома, на ходу раскручивая бигуди. Она сует их в карман пальто, и мы приветственно обнимаемся. – С днем рождения, Веруся!

Это впервые, когда кто-то называет меня настолько слащаво. Обращение Гордея не считается. Да и мне такое не нравится. Имена даются не для сюсюканья.

– А подарок я тебе вручу дома вместе со всеми, хорошо?

– Как хочешь.

Лида берет меня под руку. Сегодня безветренно, даже немного потеплело. Мама как-то рассказывала, что, когда я родилась, солнце светило весь день, будто на дворе не осень, а лето.

– Сегодня что-то не слышно никаких уведомлений, – замечает Лида.

– Я оставила смартфон дома.

– Как так? В век технологий и соцсетей?

– Я больше люблю личное общение. За сообщениями в мессенджерах эмоций не видно, а смайлики или стикеры можно ставить те, что не отражают твои настоящие чувства.

– О-о-о, – Лида многозначительно кивает, – не знала, что дружу с философом.

– Я художник, а не философ, – отвечаю как можно пафос-нее.

Хихикая, бредем к моему дому.

– Как часто тебя просят нарисовать бесплатно чей-нибудь портрет? – интересуется Лида.

– В новой школе еще ни разу не просили. А в старой постоянно подходили и говорили, что я должна радоваться, что мне позволяют себя рисовать. Типа, без спроса нет художника.

– Фу, не люблю таких людей. Противные, как дождевые черви.

Киваю, поддерживая беседу. С близкими друзьями или родными людьми не всегда хочется долго болтать. Иногда можно просто слушать их и получать удовольствие от хорошей компании.

– Хочешь узнать мой секрет? – Лида заговорщицки пихает меня плечом в плечо.

– Ну, не знаю. Насколько он секретный?

– Очень секретный!

– Ладно, рассказывай. Но только если это не что-то очень личное. Я не собираюсь хранить чужое грязное белье.

Говорю это в шутку, но Лида меняется в лице. Она отводит взгляд и отпускает мою руку. Мы останавливаемся.

– Можно сказать, что этот секрет – часть моего грязного белья, – ее голос обиженно дрожит.

– Я пошутила.

– Просто… есть вещи, которыми хочется делиться с друзьями, но они, эти вещи, не всегда приятные. И, чтобы ты знала, я очень долго набиралась смелости, чтобы признаться тебе, – Лида смотрит на меня с укором.

– Ну прости, – говорю со вздохом. – Я же не нарочно. Я имела в виду, что у всех свои тайны, и не все нужно рассказывать. Но если ты считаешь, что готова поделиться чем-то со мной, я вся внимание.

Лида неуверенно теребит кудри. Беру ее за руку.

– Доверься мне, – мягко прошу.

Она кивает, сжимая мои пальцы.

– Помнишь, я упоминала санаторий? Я там не отдыхала. Я проходила лечение. У меня невроз. И много чего еще.

Окидываю ее удивленным взглядом. Вот так человек, идеальный с виду, оказался таким же проблемным, как я. Иногда за красивыми обоями скрывается потертая газета.

– Впервые я туда попала после того случая, и с тех пор регулярно лечусь. Мы говорили о нем недавно, помнишь? Когда ты была у меня в гостях.

– Что ты имеешь в виду?

– Я рассказывала про учителя и Гордея. Что они были связаны. На самом деле того учителя уволили из-за меня. Я свалила на него вину.

На мгновение у меня пропадает слух, а потом уши закладывает, словно от подскочившего давления. Слышу собственный пульс. Трясу головой, пытаясь избавиться от пронзительного звука.

– То есть… это ты обвинила моего дядю в домогательствах?

Лида распахивает глаза и прикрывает рот рукой. Снова вижу этот идеальный французский маникюр. Мы все еще держимся за руки, но как только я чувствую, что она пытается освободиться, крепко стискиваю пальцы.

– Отвечай, – требую я.

– Подожди… Тихон Соловецкий – твой дядя? – ахает Лида.

– Да.

– Но… но… ты даже на него не похожа!

– Да неужели? А кто в первый день знакомства сказал, что я тебе «кого-то напоминаю»?

– Пусти, мне больно!

В гневе отпускаю руку Лиды и сжимаю кулаки. Никому не позволю говорить плохо о моей семье, и тем более о дяде.

– Из-за твоих дурацких «предпочтений» мой дядя больше не может заниматься любимым делом! – чеканю я. – Ты разрушила человеку жизнь. И все из-за чего? Из-за того, что тебе нравятся мужчины, а не мальчики?!

Не замечаю, как перехожу на крик. Лида закрывает лицо ладонями, в ее глазах блестят слезы. Мне хочется ее ударить. За своей красотой она скрывала гниль. Понятно, почему у нее нет друзей.

– Но я же сказала, что лечусь! – защищается Лида, напоминая жалобно блеющего ягненка. – И мне жаль, что все так вышло, ясно? Я сожалею!

– Твои сожаления ничего не исправят!

Впервые злюсь на кого-то так сильно, что кричу. Голос садится до хрипоты из-за холода.

– Тогда что мне сделать, Вера? Если уже ничего