Белград - Надя Алексеева

интерьер. Спроси она, что́ на картинах, Аня проблеяла бы в ответ несуразицу: от волнения ничего не видела. Сутулясь, ляпнула первое, что пришло в голову:

– А где библиотека?

– Вон туда пройдите, между зеркалами вход.

Интонация – заученная, механическая. Так говорят экскурсоводы и торговцы в электричках. Видимо, указывает путь в библиотеку по сто раз на дню.

– На двери расписание, сфотографируйте на будущее, – добавила администратор.

– То есть библиотека закрыта?

– Нет.

Теперь придется идти. Тетка с вишневыми губами уже отвернулась от стекла и сказала кому-то: «Когда они приедут? Я что, без обеда должна сидеть?!».

Библиотека и впрямь работала. Аня слышала, что здесь огромная коллекция литературы на русском, вторая среди российских культурных центров в Европе. Ожидала коричневых старых фолиантов, бесконечных стеллажей под потолок. Нет. За стойкой библиотекаря виднелись простые книжные шкафы. Один шкаф целиком забит мягкими обложками современного детектива.

Библиотекарша, выскочившая из-за стойки, вытянулась столбиком: острый носик, черные глаза, серая кофта – ни дать ни взять сурикат. Она тараторила, или Достоевский на портрете над ее головой был слишком задумчив, – но Ане показалось, что женщина буквально швыряет в нее восклицаниями:

– У нас есть телефон! Мы подберем вам книгу и отложим! Даже редкую! – не остановилась, пока не изложила все преимущества.

Аня вдруг решила, что это всё бесплатно, и уже шагнула к полкам, – но библиотекарша вдруг преградила ей путь, протянула бумагу.

– Вот тут у нас прейскурант, читательский билет, залог. Оплата наличными.

Выходило больше двух тысяч динар. Аня открыла сумочку; там – паспорт и всего сотня евро, которую она собиралась разменять, чтобы купить продукты. Пожалела о дрянном вине, выпитом за эти недели, кофемашине, навороченном утюге. На кой черт она так разгулялась? Представила себя здешней библиотекаршей: оформить билет, найти книгу, выписать штраф, если долго не возвращают…

– Э-э-э, можно я у вас поработаю? То есть, я ищу работу. Мы переехали сюда, понимаете, и…

Библиотекарша важно опустилась на стул. Смотрела на Аню снизу вверх, но весь ее вид, как в детской игре, говорил: «Я в домике».

– Нет, нет. Нам в библиотеке никто не нужен, – она вцепилась в ручки кресла, словно претендентка вот-вот ее сгонит. – Спросите у администратора, может, я не знаю, на уборку… Хотя вряд ли.

– Можно, я просто полистаю книги?

– Вон там у нас современные писатели, – библиотекарша поморщилась, махнула вдаль, будто в соседний город. – До самого читального зала.

Двери в читальный зал были заманчиво приоткрыты; казалось, там кто-то сидит. Аня заглянула. Внутри блеснули безобразные современные плафоны, освещавшие длинный овальный стол из массива, посеревший от старости. На таком хорошо бы смотрелись зеленые лампы, как в Ленинке, или в квартире, которую сдавал тот серб. Они бы отбрасывали на белую бумагу мягкий отблеск старых елочных игрушек…

– А Чехов – современный писатель? – спросила Аня у библиотекарши.

– Нет, конечно. Он в классиках. В самом низу.

Библиотекарша указала на полку в сантиметре от паркета. Аня присела на корточки, а потом опустилась на колени. Пол, как обычно в библиотеках, был чистый и сухой. Будто книги, крепко переплетенные, сами наводят вокруг себя порядок.

Чехова было негусто. Некоторые издания дублировались. В двойном экземпляре стояли избранные рассказы на английском. Любопытства ради полистала «The lady with the dog». Впечатление странное – точно читаешь Моэма. Издания новые, пахнут типографией; приятно, да не то, чего ждешь от библиотечных книг.

Некоторые сборники проштампованы. Красная круглая печать сообщала, что это собственность «Русского дома, центра науки и культуры в Белграде». Кармашков с карточками, где записывались и вычеркивались номера читательских билетов, не было. То ли так не делали в сербских библиотеках, то ли Чехова просто никто не брал.

– Ну, чего тебе?

Аня вздрогнула, обернулась. У стойки библиотекарши переминался прыщеватый парень с копной черных кудрей и рюкзаком за спиной. Всё выдавало в нем школьника.

– «Войну и мир» хочу продлить. Последние два тома.

– На сколько?

– На месяц.

– Ну, прям. Давай уж сразу до конца учебного года. Когда у вас там экзамен, в мае, что ли?

Школьник грустно кивнул.

– С наступающим, – тон у библиотекарши был свойский; прозвучало как «проваливай».

Аня хмыкнула, продолжила листать Чехова. Сборники были составлены странно: проза вперемешку с пьесами. «Сахалин» напечатали отдельно – и то спасибо.

«Дядя Ваня» встречался лишь в одной книге с бурыми тонкими страницами, пахнущими всеми библиотеками Аниного детства. В предисловии говорилось, что пьеса была поставлена 26 октября 1899 года во МХАТе, но премьера могла бы состояться раньше и в Малом театре, если бы автор сократил текст, как просили.

Аня сидела и читала. Библиотекарша, собрав листы пачкой, стучала ей по столу – выровнять края. Ане это не мешало. С картин, висевших над книжными шкафами, глядели на нее старые усадьбы в пятнах сирени. Колонны и портики с крышами едва намечены, всё расплывалось: каждый мог увидеть свое. Дождь, солнце, май, август. В таких домах было где укрыться. Сейчас можно лишь в телефон спрятаться да в свои мысли.

«Мы отдохнем!» – говорит Соня в финале пьесы. Занавес медленно опускается.

В холле Аня, решительно топая по паркету, направилась к администраторше. За стеклом ее не оказалось: она придерживала входную дверь, а через раму два дюжих мужика затаскивали коробки и картины в папиросной бумаге с прилепленными скотчем номерами и накладными. На улице тарахтела машина, тянуло бензином, сигналили. Мимо Ани проплыл взгляд какого-то архиерея: портрет в полный рост несли незавернутым. Глаза, подернутые синеватой старческой пленкой, будто отгораживались от суеты и от Ани с ее несуразными поисками работы.

– Извыните, – парни в кубанках пронесли мимо нее два мундира, черных с золотыми пуговицами и погонами.

Мундиры, надетые на портняжные манекены, были до того узки, что и на Аню едва бы налезли. Кадетские.

– Придержи, – сказала администратор, передавая Ане дверь, потом важно сошла к машине, надела белые перчатки и пронесла мимо икону.

Всё это спускалось в зал за холлом, теперь освещенный. Аня, отойдя от двери, сверху наблюдала за администраторшей. Та огромными белыми перчатками тыкала в углы, где громоздились коробки.

Пробегая в очередной раз мимо, спросила своими сиропными губами:

– Вы что-то хотели?

– Да, я хотела спросить: можно ли у вас поработать?

– ВНЖ, разрешение на работу есть? Сербский знаете?

Администраторша опять перешла на заученный тон: видимо, Аня была не первой русской без документов и в поисках работы. Аня покачала головой.

– Ясно. Ну, не знаю даже. В подсобку если, картошку чистить для ресторана. Там же уборка. Умеете?

– Да-да, а сколько вы платите?

– Сколько? – администратор удивилась, будто Аня отказывалась от подарка. – Ну,