Рассвет сменяет тьму. Книга вторая: Восставшая из пепла - Николай Ильинский

развод на занятия становились в строй на одном плацу, вместе шагали строевым мимо невысокой деревянной трибуны, где обычно стояло начальство, приложив руки к козырькам. В душе больше всего Степан не любил строя. Он хоть и дисциплинировал курсантов, но для Степана шагистика была мукой ада и насилием, как он думал про себя, над личностью: шагом марш, стой, направо, налево, кругом — эти команды какого-нибудь старшины с образованием ниже начального, но хлеба ему не дай, а позволь покомандовать, выводили Степана из себя, однако он, скрепя сердце, выполнял строевую подготовку только на отлично, понимая, что все это преходяще, а постоянное — самолет! Со многими штурманами он был знаком, имел хорошие отношения. А некоторых обходил стороной. Ему откровенно не нравился курсант штурманского потока Яворский, всегда свысока, с заметной насмешкой поглядывавший на однокашников, во всем до педантичности аккуратный, подтянутый. И его всегда всем ставили в пример, что и формировало к нему негативное отношение курсантов.

— Чистоплюй, — бурчали товарищи ему в спину.

Лишь однажды Степану пришлось переброситься с ним несколькими фразами. В перерыве между звонками на занятия курсанты отстаивали своих любимых, широко известных в стране пилотов, тех, на которых, по их глубокому убеждению, следует ориентироваться, с кого брать пример. Назывались самые различные имена летчиков, от советских до француза Экзюпери.

— И все-таки самым лучшим считается Валерий Павлович Чкалов, — высказал свое мнение Степан, вспомнив, как жители Нагорного, от мала до велика целую ночь не спали, ожидая только лишь услышать гул самолета Чкалова, который, по сообщениям, должен был, поднявшись под Воронежом, пролететь над селом.

— Стерлигов! — в пику Степану тоном, не терпящим возражения, говорил Яворский. — Первый в стране штурман!..

Он надменно посмотрел на Степана, который невольно даже втянул голову в плечи, чувствуя интеллектуальное превосходство Яворского над собой.

Весной 1942 года программа подготовки молодых пилотов несколько изменилась.

— Гляжу на вас и вижу, — не скрывая улыбки перед строем курсантов, говорит начальник школы Георгий Анатольевич Постнов, высокий, стройный полковник, раненый на фронте во время воздушного боя и теперь втайне тяготившийся своим новым положением, — вижу, что кабина Р-5 становится для многих тесной. — По строю, стоящему по команде «вольно», прокатился слабый гул одобрения и согласия с начальством. — Вот, я точно попал в цель, — отреагировал на гул полковник, — поэтому открываю секрет — будут вам новые самолеты!

Но когда и какие начальник школы не сообщил. Курсантам уже преподавали методику полетов дальней авиации, перед которой ставилась задача уничтожать объекты противника в ночное время.

— Может, нас посадят на ПО-2, - мечтали курсанты.

— Раскрывай рот шире, где посадят, там и вытолкнут… Чего захотел!

В эти дни в школе много говорили о новейшем бомбардировщике ПО-2, который до этого был известен как У-2 и теперь был модернизирован по последнему слову науки и техники.

— Бомбовый запас его небольшой, но самолет может незаметно подлетать к цели и точно поражать ее, — с восхищением рассказывал Степан друзьям и улыбался, — к сожалению, эти самолеты отдают пока женщинам: формируется полк под командованием Гризодубовой.

— Все новое — женщинам, а нам — старье…

— Так то же Гризодубова! Полетай ты, сколько она…

Школа в Карши уже не могла удовлетворить потребности военного времени. Поговаривали, что она скоро перебазируется на территорию Челябинской области. И курсанты уже искали на большой карте СССР, вывешенной на стене одной аудитории, город Троицк.

— Да, наверно, он такой же захолустный, как и Карши.

— Дело не в размерах города, а в аэродроме, сможет и он принимать большие боевые самолеты или нет.

Плотные занятия по теории и практике не позволяли Степану и Назару часто бывать в кишлаке, хотя он хорошо был виден со взлетной площадки, а из кабины самолета во время полета тем более. Зухра продолжала следить за самолетами с плоской крыши дома. Азиз все это замечал, вытирал полом халата лицо, качал головой и шептал:

— Аллах всемогущий, помоги ей…

А чем мог помочь в той обстановке Аллах, он и сам не знал: не мог же пророк в мгновенье ока остановить войну, изгнать фашистов, установить мир и вернуть живыми и невредимыми всех ушедших на фронт. Наоборот, как стало ему известно, скоро наступит время прощания с сыном Насруллой. Уйдет и его мальчик на войну, а вернется ли — неизвестно. В кишлак уже пришла не одна похоронка с фронта.

В день отъезда в Троицк Степан побывал в доме Азиза. Сидя на кор-точках, он тоже научился этому, пил все тот же зеленый чай, старался быть веселым, хотя на сердце скребли кошки и в глазах таилась грусть. Туманились слезой и черные глаза Зухры. Азиз, подняв пиалу с чаем, сказал на прощанье:

— Степан, ты воюй хорошо-морошо, но возвращайся, и чай мы будем пить, когда опять войдешь в наш двор…

У калитки Зухра нежно прижалась к Степану и прошептала:

— Я буду ждать тебя…

Прошептала и, всхлипнув, убежала в дальний угол двора, где густо зеленели яблони, груши, сливы, напоенные прохладной журчащей водой арыков. Прощай, кишлак, прощай, Зухра! Степан со смутной тревогой вырывал страничку из книги своей только Богу известной судьбы.

На аэродроме в Троицке он впервые увидел большой, грозный бомбардировщик ДБ-ЗФ, а проще называемый Ил-4, пилотом и одновременно командиром которого ему предстояло стать. После выпуска из школы Степану присвоили воинское звание лейтенанта. Тогда же был сформирован и его экипаж. На радость Назара он был включен, конечно же, не без настоятельной просьбы Степана, в состав этого экипажа стрелком-радистом. Назар деловито осмотрел свое место в самолете, посидел на нем, попробовал поворачивать из стороны в сторону укрепленный на турели, спаренный пулемет.

— Вместо пулемета здесь может быть и пушка, — пытался объяснить ему Степан, но Назар только отмахнулся рукой.

— Знаю, знаю!

На место воздушного стрелка прислали сержанта Ордынцева. Степан усадил его в задней полусфере самолета и спросил:

— Знаешь свою задачу?

— А как же! — с готовностью ответил сержант. — Если мессер увяжется за нами — сбивать!

— Или фоке-вульф, — добавил Степан. — Главное, никому не дать возможности врезать нам по заднице…

— Не дадим, товарищ лейтенант! — самодовольно почти воскликнул Ордынцев.

На следующее утро, к большому удивлению и, может, даже разочарованию Степана, к нему подошел Яворский, сделал под козырек и четко доложил:

— Товарищ лейтенант, лейтенант Яворский прибыл для продолжения службы в качестве штурмана на вашем самолете!..

— Ну, не на моем, а на нашем, — со смешанным чувством ответил Степан и подал Яворскому руку. — Значит, летать вместе будем? — зачем-то некстати спросил он.

— Да, вместе, — также несколько растерянно подтвердил Яворский.

С минуту они молчали.