Весна на Луне - Юлия Дмитриевна Кисина


Весна на Луне читать книгу онлайн
Проницательный, философский и в то же время фантастически-саркастический роман о детстве, взрослении и постижении жизни. Автор нанизывает свои истории мелкими бусинками сквозь эпохи и измерения, сочетая мистические явления с семейными легендами. Но так мастерски, что читателю порой не отличить аллегорию от истины.
У нее на ладони кусочек щебня.
— Откуда он у тебя?
— Хохлова выкрала его в кабинете физики.
— А если обнаружат?
— А она туда камень с улицы подложила.
— А у тебя он откуда?
— Выкупила, — говорит Оля торжественно и с вызовом, а глаза ее начинают светиться диким огнем, — на губную помаду променяла!
— А помаду? У мамы взяла?
Оля смотрит на меня с презрением:
— Соколов подарил.
— А у него откуда?
— Тоже выменял.
— На что это?
— На фотографию голой тетки. Только не спрашивай, откуда у него эта фотография была.
И я пообещала не спрашивать.
Вероятно, она ожидает, что я попрошу у нее камешек и стану его тоже на что-то выменивать. Но тогда мне было не на что.
В этот день мы не знали еще о том, что вскоре на другом уроке, а именно на уроке по русской литературе, вдруг обнаружится еще более ценная реликвия — щепочка от пушкинского гроба, потому что у нашей классной руководительницы тоже не было мужа!
Только потом уже мы решили, что у каждой из наших безмужних учительниц будет возлюбленный. Так, Светлану Карповну мы поженили с Гагариным, Пушкина посватали классной руководительнице, а пожилой раздобревшей биологичке достался обрюзгший старикан Дарвин. Зато Дарвин был иностранец, и в этом было его неоспоримое преимущество! Как тогда говорили, Дарвин — «фирма»!
И все это время, включая и День космонавтики, и другие праздники, я ожидала, что когда-нибудь у нас снова появится Лёнечка. Конечно, я ни с кем об этом не говорила, даже с Кулаковой, хотя меня все время так и подмывало рассказать ей о молдавском художнике. Но я тут же представляла себе ее издевательскую реакцию. Вскоре, когда я устала от ожидания и неопределенное время, которое было отпущено на это ожидание, иссякло, выяснилось, что Лёнечка этот распрекрасный — настоящий брачный аферист и, по выражению папы, самый настоящий Феликс Круль. И мама ликовала и говорила, что она подозревала это с самого начала, и что доверять в наше время невозможно никому, и что по лицу человека все сразу же видно, и говорила она о том, что именно она, как никто другой, очень хорошо разбирается в людях, и объявила, что она «физиономист», то есть человек, который по чертам лица немедленно определяет характер. Так и сказала — «физиономист»!
Конец того города
Весной мы обнаружили, что под Байковой горой уже почти не осталось улиц. Теперь трамвайные пути проходили между нагромождениями битого кирпича и выломанных стен.
Гуляя уже в руинах, я все напряженно думала о том, что ведь именно с этого-то места и началась Киевская Русь. Поэтому совершенно неудивительно, что над горой, под которой в ржавой трубе течет легендарная река Лыбидь — струя, отдающая ржавчиной, — живут лица. Они застряли прямо в облаках, безмолвно кричащие, видимые только мне лица, призрачные и беспомощные. Это лица мужчин и женщин, похороненных в глубине горы, там, где покосившиеся ограды отделяют одного мертвеца от другого, там на костях цветут самые пламенные пионы и самые хрупкие лилии.
Мой дядя любит прохаживаться по этому кладбищу, весело комментируя могилы. Он отлично знает, кто скончался от рака, а кого задушила жаба. Все эти мертвецы толпятся в горе. Разумеется, им тесно, и потому глаза свои они посылают на небо. Но и среди них нет Бога. Во всяком случае, даже я тогда поняла, что добро не вознаграждается, а зло не будет наказано. И, как сказал когда-то Пловец, ко всему этому Бог никакого отношения не имеет, а только посылает нам разные случайности, насмешливо наблюдая за своей нелепой игрой.
Но до того, как город наш погиб окончательно, было еще одно лето, и было это предпоследнее лето моего детства, когда опять над домом нашим стоял инфернальный свет.
Новые туфли
Август был особенно пыльный, и с неба тоже будто шла пыль, и сочилась она из-под земли, и особенно из руин под нашими окнами. Родителей не было дома. Жужжание жары по стеклам, которое подхватывала то ли вибрация мух, то ли дрожь осовевшего от лени трамвая, тащившегося, как полумертвый жук, по Саксаганского к вокзалу и обратно, слышно было даже у нас. Раздался резкий звонок в дверь, распоровший желтую тишину сумерек так, как нож пропарывает хлопок. Я возилась на кухне. Уже давно ушло то время, когда я в четвертом классе варила пластилин, наблюдая за тем, как он начинает крошиться в кипятке. Теперь мои кулинарные занятия стали взрослее: я как раз поставила на плиту кукурузу, принесенную днем с базара. Мы ели несладкую кормовую кукурузу, и готовила я ее по всем правилам — большая кастрюля, соль и все початки в желтых травяных волосах. Варилась кукуруза долго, так что, несмотря на раскрытое окно, вся кухня запотевала, а по стеклам полз пар, и плакал, и снова полз, и стекла нашей маленькой кухни были в мелких пузырях. Кукурузное лакомство это любили все. Початков было много, и варка всецело меня поглотила. Идти открывать мне совсем не хотелось. За первым звонком последовал второй. На вопрос о том, кто пришел, ответа не было. Тогда я осторожно приоткрыла дверь и наконец, увидев знакомый выпуклый лоб, совсем ее распахнула.
Передо мной на длинных оленьих ногах стояла Леночка, дочка Ирины Андреевны — спиритистки и научной коммунистки. За лето она, как выражались взрослые, вымахала, и это сразу бросалось в глаза. Темные блестящие волосы лежали на самых плечах. К тому же кожа ее приобрела какой-то медово-солнечный дикарский оттенок, и сразу стало ясно, что она только что вернулась с юга. В руках она бережно держала коробку из-под обуви, обвязанную шерстяным цветастым платком. Очевидно, в ней лежали новые туфли. Именно поэтому она и держала эту коробку с такой торжественностью.
Не здороваясь, Леночка проплыла в комнату, осторожно поставила заветную коробку рядом с собой на диван, села, как всегда выпрямив спину и вытянув свои бронзовые ноги, а сев, стала внимательно и испытующе меня разглядывать.
— Ну как? — спросила я. — Значит, вы из отпуска уже вернулись. Где были? В Одессу ездили или в Полтаву?
Но Леночка будто и не слышала или не хотела слышать моего вопроса. Она устремила свой взгляд на мои ноги в сбитых желтых туфлях с кожаными перепонками. Наверное, она сравнивала свои новые, может быть, только что купленные взрослые туфли, которые