Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

плечи своей жены: домашними делами он совсем не занимается, обо всем приходится заботиться Кайе. Юкка дома бывает мало, пропадает все время на верфи и в Рабочем доме. А ей, Кайе, остается целыми днями торчать у плиты да мотаться по городу в поисках продуктов.

Комната у них не маленькая, но все же тесновата для их семьи. В углу, против двери, — большая плита, над ней — окрашенный в зеленый цвет жестяной колпак, а на нем коптилка, спички, рукавицы и всякая мелочь. Угол между окном и дверью занимает вешалка. В другом углу стоит кровать, на которой спят мальчики. Посредине комнаты — стол, над ним с потолка свисает керосиновая лампа.

При свете ее мальчики готовили уроки, когда Юкка пришел домой. Он чувствовал себя очень усталым. Опять покалывало где-то под сердцем, знобило.

— Что с тобой? — встревожилась Кайя.

— Ничего.

— Да разве я не вижу...

Лассэ сидит за столом и, уставясь в угол, зубрит стихотворение, которое им задали. На столе — раскрытая хрестоматия. Мальчик время от времени заглядывает в нее, монотонно повторяя:

Мальчик-нищий ночью зимней

На-все-гда закрыл глаза.

На его ресницах иней

И замерз-шая слеза.

Лассэ по нескольку раз повторяет одно и то же четверостишие. Потом начинает сначала:

Зима наступила, и хлеба не стало.

Пришлось нам питаться сосновой корой.

А мать, голодная, слегла и не встала,

И тихо угасла вечер-ней порой.

Отец слушает, потом спрашивает у Лассэ:

— А учитель не говорил вам, почему нищие замерзают на дорогах?

— Нет.

— Спроси у него. Пусть объяснит.

Юкка отложил газету. Он только что прочитал в «Тюёмиес» заметку о том, что в Лапландии ранняя и холодная зима, случается, замерзают дети.

Сколько финских поэтов писало о маленьком нищем, который ходит, побираясь, по миру и замерзает на дороге. Они считали это милостью божьей: господь прибрал несчастную сироту, избавил от земных страданий. Но разве для того родились они, эти дети, чтобы погибнуть где-то в снегу от холода и голода?

— Эти стихи учили, еще когда я был маленький и ходил в школу. Но никто нам не сказал, почему так получается.

— Видно, сами не знают, — отвечает Кайя. Она сидит на краю кровати, утомленная, бледная.

— Знать-то знают, только их это не трогает. Они ведь тоже господа.

— Да, — вздыхает Кайя, — бедные сироты! И зачем выгонять маленького оборвыша ночью, на мороз? Этого я не понимаю...

— То-то и оно.

Комок подкатывает к горлу Юкки. У них тоже дети еще маленькие. Какая участь их ждет? Кто знает...

Наконец сели ужинать.

Из остатков ржаной муки Кайя сварила кашу с брюквой. А завтра и такой не сваришь, осталась одна брюква. Что из нее приготовить, Кайя даже не знает. Над этим она ломает голову, раскладывая кашу по тарелкам. Комната наполняется сладковатым запахом.

И тут в дверях появляется Сеппо Халонен. Он часто приходит как раз тогда, когда Ялонены садятся за стол. Встанет у порога и глаз не сводит со стола, за которым и без него хватает едоков. Словно завороженный, смотрит он, как ложка за ложкой опустошаются тарелки. «Хоть бы не каждый день приходил», — думает, расстраиваясь, Кайя.

Лассэ и Вейкко уже сидят за столом с ложками наготове. Облизываясь, они нетерпеливо поглядывают на кашу. Подай им месяц назад кашу с брюквой, не стали бы есть, а теперь уплетают за милую душу.

Сеппо смотрит на Юкку, потом на Кайю. Кайя в страхе ожидает, что сейчас мальчик, растягивая слова, опять скажет:

— Сеппо тоже хочет кушать.

Юкка бросает взгляд на жену.

— Положи и Сеппо немного... — говорит он.

— Откуда же я возьму... своим не хватает, — отвечает Кайя, забыв, как только что жалела бедных сирот.

Это «своим» больно укололо Юкку. Разве Сеппо чужой? Разве мы, бедняки, не одна большая семья? Все мы свои, близкие.

Ребята принялись за кашу, жадно косясь на тарелки друг друга. Кайя нехотя берет маленькую тарелку и начинает скрести в кастрюле. Затем добавляет ложку со своей тарелки.

— На! — И она сердито ставит тарелку на скамью перед Сеппо.

Юкка переставляет тарелку на стол и высвобождает для Сеппо местечко около себя. Потом добавляет еще ложку-другую каши из своей порции.

— Пойми ты — это же сын Веппу, — говорит он с укором Кайе.

Сеппо хватается за ложку. Он не понимает, почему тетя Кайя такая сердитая.

Кайя голодна, но ест она медленно, без аппетита, уставившись на запотевшие окна.

Покончив с едой, мальчики убегают на улицу. Теперь уже Кайя не может сдержать себя.

— Повешусь, ей-богу... Не могу больше... не могу... — вскрикивает она истерически.

Юкка оторопел.

— Сил моих нет... Боже, что это за жизнь!

— Не дури, — уговаривает Юкка.

Кайя бросается на кровать и лежит, уткнувшись лицом в подушку. Плечи ее вздрагивают. Скоро мальчики прибегут и опять запросят есть. А что она им даст?

— Тебе что? Ты шапку в охапку и пошел себе в Рабочий дом... Тебе и горя нет, что дети ревут, есть просят, — всхлипывает Кайя. — А мне каково?.. Нервы больше не выдерживают.

Она нарочно выбирает слова побольнее. Ей хочется сказать что-нибудь обидное, чтобы Юкка не молчал. Ну хоть бы обругал ее, прикрикнул на нее. И то бы легче стало.

На душе у Юкки тоже тяжело. Он хотел было резко ответить Кайе, но сдержался. Встал, подошел к кровати и ласково взял Кайю за плечи. Он привлекает ее к себе и начинает успокаивать.

Нет, не такой доли желал он Кайе, когда они начинали жизнь. Разве он думал, что все сложится нот так. Он даже мысли не допускал, чтобы он, квалифицированный рабочий, оказался не в состоянии купить жене за целый год новые туфли. Старые-то вон совсем развалились...

И все-таки не надо отчаиваться, не надо терять надежды. Тысячам семей еще тяжелей приходится. Надо крепиться. Впереди трудная зима. Разве он не заботится о детях? Ведь ради детей он и трудится. Не было бы их, так...

Тихий голос Юкки, как всегда, действует на Кайю успокаивающе. Минуту спустя Кайя говорит:

— Ну, скажи, что мне делать?.. Денег нет... Муки нет... Картошки — и той нет, а дети просят есть... Боже, что это за жизнь?!

Кайя пробует говорить спокойно, но