Токийская головоломка - Содзи Симада

25 лет, рост – 142 см, масса тела – 29 кг. Родители приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. В семье было пятеро детей, трое из которых родились с таким пороком. Этот человек жил в деревне и помогал с домашними делами. Позже его забрали в цирк, где он показывал танцы с мечами и пел. Не умел считать и даже различать мужчин и женщин».

Прочитав мелкий текст, я выдохнул, скрестив руки на груди. Я попытался представить внешность обладателя этого маленького черепа за стеклом, мысленно добавив к нему ткани, глаза и нос. Воображение рисовало человечка с крошечной головой, размахивающего мечами и поющего слабым голоском в цирке уродов.

Как же люди все-таки жестоки. Почему все бездумно платили деньги за эти позорные представления и никто не возмущался? Стоя в одиночестве посреди безжизненных экспонатов, я почувствовал, как во мне разгорается тихое негодование. Не знаю, в какую эпоху жил этот человек. Но неужели, родясь в одно время с ним, я бы тоже молча платил, чтобы посмотреть на него, а затем спокойно возвращался домой? Не знаю. Наверное, да.

Перемещаясь от экспоната к экспонату, я ощущал дуновение прохладного воздуха. Кроме меня, других посетителей в этом просторном помещении не было, поэтому от неаккуратных шагов раздавался настолько громкий звук, что я вздрагивал.

Были здесь и восковые муляжи лиц, пораженных сифилисом в терминальной стадии. В прежние времена цветная фотография была не столь совершенна, а потому любовно выполненные муляжи были на редкость реалистичны. Краски были наложены так искусно, что лица выглядели совсем как живые.

Лицо сифилитика, закрепленное на колонне, было относительно нестрашным – всего лишь гигантский нарыв под носом. Зато два муляжа в застекленном шкафу были просто чудовищны. На лицах красовалось несколько коричневатых шишек, полностью закрывавших ноздри. На одном из них открылись еще более ужасающие язвы темно-красного цвета – кажется, их называют гуммами. Из-за шишек форма носа изменилась, губы слегка приоткрылись. Язвы красной пеной покрывали ротовую полость, извергаясь наружу, как магма из жерла вулкана. Одна половина лица была огненно-красной, другая – сухой и желтой. Один глаз был полностью поражен.

Были здесь и макеты гениталий и ягодиц, пораженных сифилисом. Приметил я и лица прокаженных. Смотреть на них в упор было невозможно. Пройдясь еще немного, я наткнулся на сосуды с частями тела, претерпевшими патологические изменения из-за венерических заболеваний. Все это вызывало ассоциацию с просветительскими выставками на тему здравоохранения, часто проходившими в эпоху Тайсё[89] и в начале эпохи Сёва. Я чувствовал себя все сквернее.

На стене под потолком висело татуированное тело, обработанное дубильными веществами. Табличка гласила, что это был старший плотник района Асакуса, скончавшийся в возрасте 70 лет. В застекленном шкафу под ним были выставлены мумии, датирующиеся эпохой Эдо[90]. Казалось, они сидели в позе лотоса. Поскольку во времена Эдо покойников погребали в сидячем положении, то в нем трупы и засохли. Вероятно, это были горожане. Их волосы были собраны в пучок, участок головы от лба до макушки был выбрит. Тела были совсем маленькими и усохшими, поэтому их рост было сложно представить. Наверное, он не достигал и 160 сантиметров.

Разглядывая мумии, я наконец почувствовал дух тех времен. А ведь эти человечки действительно жили, ходили по земле, носили тёнмагэ[91] и одевались в традиционную японскую одежду. Эпоху Эдо я раньше видел лишь на картинах и в кино, поэтому совершенно не ощущал ее. Но, стоя напротив тел, принадлежавших людям тех времен, я осознал, что без них нас бы сегодня не было.

Среди эдоских мумий были и самурай и женщина. Из-за скрюченной позы все они стыдливо смотрели вниз. Взглянув на них снизу, я застыл от ужаса: их выпученные глазные яблоки напоминали хитодама[92], прилипшие к лицам. Изо ртов виднелись усохшие коричневые зубы. С головы женщины свисали грязные спутанные волосы, затвердевшие от земли.

По несчастливой случайности все они не рассыпались в прах, а мумифицировались, став украшением выставочного зала в университете. Вряд ли это бы их обрадовало. Не хотел бы я, чтобы после смерти меня или моих родителей вот так выставили на всеобщее обозрение. А вдруг и эти люди мои далекие предки?

Обойдя шкаф с мумиями, я медленно повернул за угол. Мне становилось все дурнее, к горлу подступала тошнота. Иммунитета к подобным зрелищам у меня не было.

На этот раз мой взгляд упал на мозг в формалине. «Какой же он маленький!» – было первой моей мыслью. Своими размерами он напоминал кулак или большой грецкий орех. Здесь также был знаменитый мозг Нацумэ Сосэки и, что удивительно, мозг бывшего премьер-министра Мики Такэо[93]. Надо же, только несколько лет назад давал интервью на телевидении, а теперь его мозг уже вот так лежит в маленьком сосуде…

Дышать становилось все труднее. В голове бродили мысли о скоротечности человеческой жизни. В масштабах истории небольшой успех и минута славы – события столь же короткие, как вспышка фотокамеры. И ради этого мгновения люди работают не покладая рук.

Меня захлестнули эмоции, отчего-то хотелось плакать. Возможно, я просто немного устал. Перед глазами потемнело, накатила слабость. Непроизвольно задрожали колени, я прижал ладонь ко лбу. Однако мрак перед глазами и озноб, в какие-то секунды начавший разливаться по телу, не собирались отступать.

Я оперся на стальной стол напротив сосудов с мозгами. Однако головокружение было слишком сильным. Перед глазами стояла пелена, в которой медленно вращались уродливые младенцы и лица сифилитиков. Зря я открыл веки.

Колени страшно тряслись. Ощутив резкую боль, я приземлился на пол. Тошнота волнами подбиралась к горлу. Встав на четвереньки, я сгорбился и попытался подавить хотя бы рвотные позывы.

– Да что со мной такое! – пробормотал я, изнемогая. Хотя нижняя часть тела стремительно холодела, я весь взмок от пота. Наверное, так и чувствуешь себя перед смертью.

Холод распространился по всему телу. Я прижался лбом к прохладному полу и медленно повернулся. И тут я увидел под столом ряд крупных сосудов, скрытых от посетителей. Все емкости были до краев заполнены формалином. В каждой из них плавала аккуратно срезанная белая голова ребенка или подростка. Все они наклонились вбок или стояли прямо, безмолвно наблюдая за моими мучениями.

Я беззвучно завопил. Мне казалось, будто от пронзительного крика мое горло лопнуло. Однако все это происходило лишь в моем сознании. На самом же деле изо рта у меня проступила пена, а сквозь зубы едва послышался низкий сдавленный стон.

Превозмогая страдания, я видел невозмутимое лицо Митараи. Появившись передо мной, он сказал равнодушным голосом:

– Итак, Исиока-кун, проведем психологический тест. Сейчас ты стоишь в некой комнате – что это за комната? Затем ты выходишь