Дождь в Токио - Ясмин Шакарами

лорду Волдеморту, что больше не играешь.

– Очень смешно, – я нервно грызу ногти. – Хочу есть.

– Опять? – Ая указывает на мусорную корзину, до краёв наполненную пустыми упаковками. – Ты только что прикончила пятьсот сэндвичей!

Кошусь на настенные часы: два часа дня. Нервы сдают.

– Мама пишет, – сообщает Ая, прокручивая сообщение (Харуто два часа назад отпустили из больницы с ока-сан – повезло же!). – Она пишет, что пожарные уже у нас. Стены дома устояли. Сейчас они будут убираться.

– Интересно, как там на улице?

– Ужасно, – обрубает Ая. – По радио передавали, что город в руинах.

– Многие погибли.

– Многие.

Снова смотрю на часы – на этот раз со слезами на глазах. Шесть минут третьего.

– О чём вы договорились? – вдруг интересуется Ая, от которой не укрылась моя нарастающая нервозность.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – приподнимает бровь она.

– Мы договорились увидеться сегодня после обеда в парке Ёёги, у стены, где впервые встретились, – помедлив, признаюсь я.

– Ага, в смысле, у стены, где я вас познакомила?

В её голосе нет упрёка, но меня пронзает острым чувством вины.

– Прости, Ая. Я не хотела быть такой бесчувственной.

Проигнорировав эти слова, она продолжает расспрашивать:

– Вы договорились на определённое время?

Качаю головой:

– Началось землетрясение.

– Ясно, – Ая погружается в раздумья. – Но он же знает твой адрес?

– Нет, я не хотела, чтобы он провожал меня до дома, – подмышки взмокли. – Мы всегда расходились у станции Ёёги.

– Это всё усложняет, – задумчиво вздыхает Ая. – Что ж, тебе остаётся только сбежать из больницы.

– Что? – изумляюсь я.

– Ну да. О какой болезни может идти речь, когда у тебя такой здоровый аппетит?

Визжу от радости:

– Ты мне поможешь?

– Возможно, это твой последний шанс лишиться девственности, поэтому в порядке исключения – да, помогу.

– Почему последний?

– Малу-чан, прошло всего две минуты, а ты уже забыла, что у тебя щербина?

– Ну ты подлюка! – посылаю Ае воздушный поцелуй. – И самая лучшая!

Решительно встав со стула, Ая указывает на маленький шкафчик.

– Твоё барахло в ящике. Посмотрю, получится ли достать тебе какую-нибудь одежду. Футболка порвана, пришлось её выкинуть. Нельзя же разгуливать по району в этой дурацкой больничной сорочке.

– Договорились, – киваю я. – Сейчас вымоюсь и соберу вещи.

– Только незаметно, – командует Ая и подмигивает на прощание.

Обсохнув после быстрого душа, мельком смотрюсь в зеркало – и потрясённо замираю. По мне будто пробежалось стадо слонов. Тело пестрит кровоподтёками – синими, зеленоватыми и фиолетовыми. Кожа на животе содрана, на лбу огромная шишка.

Но ошеломляет меня не внешний вид. Я вижу себя – не Майю. Обычно отражение навевает воспоминания, однако сегодня сестры-близнеца нет.

– Ты здесь? – шепчу я.

Она не отвечает.

Странно: я не чувствую ни страха, ни печали, лишь связь с самой собой – впервые в жизни. Медленно ощупываю черты лица и удивляюсь. Я совсем другая, можно сказать, новый человек.

В этот миг в дверь палаты стучат.

Быстро надеваю больничную сорочку и выскальзываю из ванной:

– Заходи, я почти всё.

Пересчитываю вещи на кровати: сумка, телефон, розовая шляпа, правый сапог, левая тапочка. Всё готово.

– Ая?

Она не откликается, поэтому я прячу свои сокровища под одеялом и переспрашиваю по-японски:

– Кто там?

В палату заглядывают незнакомые мужчина и женщина. Они кланяются.

– Чем могу помочь? – уточняю я с вежливым поклоном.

Женщина выпрямляется:

– Меня зовут Нацуки, а это мой муж Ичиро. Мы родители Коки.

От шока колени подкашиваются, и я падаю на кровать.

– Мы пришли поблагодарить тебя, Малу-чан, – по щекам Нацуки бегут слёзы. – Мы вовек не забудем, что ты для нас сделала.

– Мне бесконечно жаль, – с губ срывается хриплый всхлип. – Мне так хотелось бы чем-нибудь помочь…

Мужчина удивлённо хмурится:

– Малу-сан, Коки жив. Он ранен, но по словам врачей скоро поправится.

– Ч-что? – ахаю я. – Это правда?

Сев рядом со мной, Нацуки подтверждает дрожащим голосом:

– Стольких сыновей и дочерей вчера поглотила земля. Большинство из них никогда не найдут. Благодаря тебе Коки снова с нами. Спасибо, что вернула нашего сына.

От потрясения я плачу и смеюсь одновременно.

Ичиро достаёт из кармана пиджака серебряную цепочку и передаёт жене.

– Малу-сан, в знак благодарности мы хотим преподнести тебе подарок, – разжав кулак, Нацуки показывает великолепную подвеску с кандзи. – Это украшение передаётся в нашей семье из поколения в поколение.

– Что означает кандзи? – спрашиваю я, глубоко тронутая.

– Мужество, – улыбается Нацуки.

Трясу головой:

– Нет, я не могу принять такую ценность…

– Никто не заслужил эту подвеску больше, чем ты, Малу-сан, – Ичиро кланяется, борясь со слезами.

– Хочешь, я застегну подвеску? – Нацуки помогает мне встать и смущённо кашляет. – Ох, Малу-сан, ты очень высокая. Пригнёшься, пожалуйста?

– Конечно, – отвечаю я, наклоняясь.

Подвеска приятно холодит кожу. Прикасаюсь к ней, и по телу бежит дрожь.

– Огромное спасибо за такой особенный подарок, – почтительно кланяюсь я. – Буду носить цепочку и вспоминать Коки.

– Кто они? – спрашивает Ая, когда Нацуки и Ичиро попрощались.

Собравшись с мыслями, объясняю:

– Родители Коки.

Сразу всё поняв, Ая потирает руки:

– Ух, мурашки по коже. Как ты?

– Эмоции через край.

– Юки – кандзи, обозначающий героизм, – подойдя ближе, она с благоговением касается серебряной подвески. – Это подарок?

Смущённо киваю:

– С ума сойти, да?

– Совсем нет. Цепочка тебе идёт, – она пристально смотрит на меня. – Уверена, что хочешь следовать плану? Подождём до утра…

– Совершенно уверена, – перебиваю я, беспокойно поглядывая на часы. – Нашла, во что мне одеться?

– Я всегда найду, во что одеться, – Ая жестом фокусника достаёт из пакета два синих комбинезона.

– Не похоже на сексуальный костюм медсестры, – смиренно замечаю я.

– Увы, придётся довольствоваться костюмом сексуального дворника, – Ая надевает бесформенный комбинезон и позирует. – Вуа-ля! Идеальный камуфляж!

С кряхтением пытаюсь запихнуть свои немецкие икры в японские штаны и вздыхаю:

– Как же, идеальный! Это трагедия!

– Брось! Комбинезон сядет как влитой, – Ая подбадривающе хлопает в ладоши. – Просто вдохни поглубже!

– А что делать с задницей? Тоже вдохнуть поглубже?

Потея, миллиметр за миллиметром втискиваюсь в одежду, которая слишком мала, слишком коротка и слишком тесна. Наконец, молния закрывает кожу, я смотрюсь в зеркало и расстроенно всплескиваю руками:

– Потрясающе! Теперь я фрик и прессованная колбаса!

Больница переполнена, поэтому мы и наш небольшой побег остаётся без внимания. Оказавшись на улице, Ая даёт мне «пять» и говорит:

– Мы будем в парке Ёёги через двадцать минут, если поторопимся.

– Мы? – изумляюсь я.

– Не отпускать же тебя одну в таком состоянии. Лежала бы ты в кровати и отдыхала…

– Уверена? В смысле, разве это не странно?

Ая пожимает плечами:

– Странно – это новая норма. К тому же