Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

– То-то я вижу, что из-за смога… – Люба подняла и поставила на край раковины бутылку «Вдовы Клико» и кинула в ангела рулоном туалетной бумаги, чтобы тот вытер пол, чем вызвала у него новый приступ гомерического хохота.

– Он что, накуренный?

Из кухни донесся всхлип разбившегося стекла.

– Ты тут целую тусовку устроила?

Маша бросилась вытирать пол и пару раз встряхнула ангелка, чтобы тот перестал ржать. Затем попыталась поправить висевшее головой в унитазе тело, но парень был слишком тяжелый, а Маша, судя по всему, также подшофе.

– Да нет же, не тусовку, мы вообще на дачу к Славику ехали, просто ему плохо стало, а ты говорила, что у тебя дела на весь вечер, я думала, тебя не будет…

– И что, теперь это значит, что можно притаскивать сюда ораву друзей-наркоманов?

Кто-то подключил свою музыку к колонкам, заиграла Welcome to St. Tropez Тимати. Организм, лежавший на унитазе, снова начало тошнить.

– Чтобы через минуту всех твоих друзей тут не было!

«Разливаем розе, плавно входим в кураж…» – подпевали голоса из кухни.

– Да-да, Любочка, конечно, мы на дачу к Славику…

– Ты никуда не поедешь, останешься убираться!

На этих словах ангел в «Лоро Пьяна» неожиданно перестал смеяться, поднялся и, поравнявшись в Любой, сказал холодным тоном:

– Ну ты и мразь.

От неожиданности Люба не нашлась, что ответить. Ей пришлось помогать Маше дотащить обмякшее тело парня с соломенными волосами к входной двери, где его принял Глеб, который поднялся проверить, не нужно ли еще чего на сегодня.

– Я возьму, Любовь Евгеньевна. Что ж вы все сами, позвонили бы мне.

– Спасибо, Глеб.

Маша попробовала выскользнуть за дверь вместе с дорого одетыми и уже помятыми друзьями.

– А ты куда намылилась?

Люба проследила за тем, чтобы Глеб благополучно передал тело Машиного друга водителю мерседеса с мигалкой. Поднявшись обратно в квартиру, застала Машу лежащей на диване с закрытыми глазами. Ступни прилипали к липкому полу, фу, господи.

– Бардак за твоими друзьями я должна убирать, что ли?

Маша открыла глаза и вяло приподнялась на локтях.

– Любочка, пять минут, что-то у меня вертолеты… Я все уберу, такого больше не повторится, я обещаю, я клянусь! Ну я же поступила в институт, ты что, не рада?

– Очень рада. Раз поступила, тебе должны дать общежитие как иногородней. Как ты на это смотришь? У МГИМО наверняка общежития приличные.

Глаза Маши округлились в ужасе, как будто тетя предложила ей пойти жить под мостом.

– Ты что, меня выгоняешь? Тетя, любименькая, ну прости, ну пожалуйста, я виновата, но я буду примерной, я учиться буду тихонечко все время, как мышка! Ты представляешь, что такое общежитие? Что там за люди селятся, в каких условиях?! Да надо мной все друзья смеяться будут!

Что такое общежитие, Люба представляла. Она не могла не сравнивать Машу с Мартой. Не без некоего удовольствия Люба отмечала, что дочь сестры от того же мужчины получилась куда менее удачной, чем дочь подруги. Маша сильно похудела за этот год и внешне была, конечно, похожа на Марту. Но не было в ней той грации, того достоинства, которые только что озарили позорное медобщежитие на Островитянова. На ослепительную дочь подруги заглядывались сегодня все представители мужского пола. Тонкая талия Марты переходила в крутые, женственные бедра, выразительные изящные ключицы держали гордо расправленные плечи. Маша же была вся какая-то неловкая, как подросток, точно составленная из палочек. И лицо ее казалось плохо проявленным снимком лица Марты.

– Ты у меня уже год прожила, а теперь пора и повзрослеть.

– Хорошо, я попрошу у папы, он снимет мне квартирку, я его уговорю, но общежитие, ты серьезно?

Маша подавила подступавшую тошноту и откинулась на подушку, снова закрывая глаза.

– Ладно, отоспись. Я закажу клининг, но тебе нужно будет это оплатить.

Маша приоткрыла один глаз.

– А это дорого?

Какая же инфантильная, избалованная девчонка. Вся в мать. Та тоже устроила когда-то разгром в Любиной квартире.

– Работу найди.

– Какую работу, кто меня возьмет? Не официанткой же мне идти. – Маша жалобно улыбнулась.

– Можешь переводы документов делать для моей фирмы.

Маша отвернулась лицом к стене.

– Ладно, я подумаю.

Подумает она. Люба прошла в свою спальню и раздраженно хлопнула дверью. Ну конечно, было бы удивительно, если бы из отпрыска посредственной, тепличной Ларисы вышел какой-то толк. Люба сняла пиджак и достала мобильный. Марта бы точно не устроила ничего подобного в ее квартире. Хотелось сделать для нее что-то хорошее. Но Марта ведь никогда не попросит первая… Люба набрала водителя.

– Алло, Глеб? Купите и отвезите завтра девочкам в общежитие, пожалуйста, нормальную сушилку, какой-нибудь хороший вентилятор и небольшой холодильник. И средство от насекомых…

– Хорошо, конечно, что-нибудь еще?

– И айфон для Марты, – добавила, немного подумав, Люба.

30 (Марта)

Первое время после переезда в Москву жизнью Марты была узкая верхняя койка с тонким матрасиком, пары в мединституте, библиотека. Не то чтобы она мечтала лечить людей, просто экзамены по биологии и химии оказались очень легкими. В течение года, проведенного в Возжаевке, Марта только и делала, что решала снова и снова тестовые задания по ЕГЭ из тонких книжечек, имевшихся в местной библиотеке. Изредка прогуливалась до своего места силы – лагеря «Искра», перед которым иногда парковались джипы, видимо, кто-то планировал выкупить территорию. Ни с кем не дружила: деревенские сторонились городской, непонятной, пугающе красивой Марты, да и она не видела смысла тратить на них время. В итоге Марта сдала все экзамены под сто баллов. Марта планировала переехать в Москву, а там дальше «посмотреть по ситуации».

Два месяца Марта продержалась на макаронах и сосисках, считая каждый рубль, но деньги на карманные расходы, выданные бабушкой Мариной, все равно закончились. Примерно в это время, точно услышав голодное урчание в ее животе, у входа в институт материализовался высокий парень со светлыми дредами, который настаивал на том, чтобы его называли Брэд. Дредастый практически силой потащил Марту в модельное агентство «Виват», которое занимало небольшой исторический особнячок на Чистых прудах.

– Ну, раздевайся, чего стоишь.

Женщина лет сорока в крупных круглых очках, с сигаретой в левой руке и огромной кружкой чая в правой, устало смотрела на Марту, как будто та напросилась в гости.

– Что, при нем? – Марта покосилась на Брэда, который привалился плечом к голой кирпичной стене.

Вопрос вызвал приступ смеха у женщины и дредастого.

– Ладно, Матвей, выйди.

Как выяснилось позже, только основательнице агентства Илоне было позволено называть Брэда, менеджера агентства, настоящим именем. Марта неуверенно выскользнула из узких джинсов и черной водолазки и осталась в простеньком комплекте бежевого синтетического белья. В агентстве стоял страшный холод, и кожа вмиг покрылась острыми мурашками. Илона бесцеремонно потрогала девушку за бока, взяла за подбородок, покрутила влево-вправо, заправила Марте волосы за уши, попросила показать зубы. Все это напоминало осмотр лошади перед покупкой.

– Нормально, нормально. Каблуки взяла?

Марта отрицательно покачала головой.

Илона отошла в дальний угол комнаты и сделала глоток из кружки, одновременно выпуская сигаретный дым. Затем извлекла из картонной коробки черные кожаные лодочки на высоченной шпильке и швырнула их под ноги Марте. Происходящее было немного унизительным, но в то же время логичным – на протяжении последних лет пяти окружающие только и твердили Марте, что ей нужно стать моделью. Поэтому у нее как будто и не было выбора.

– Они мне велики.

– Девочка… не трать мое время.

Марта сунула заледеневшие ступни в разношенные лодочки и больно уперлась пальцами в острый носок.

– Ну, давай, туда, обратно.

Брэд следил за происходящим через стеклянную дверь, но Марта понимала, что исчерпала запас просьб и претензий. Напрягая икры, чтобы не выскользнуть из неустойчивых туфель, Марта прошагала взад-вперед по воображаемому подиуму. На обратном пути споткнулась, чуть не подвернув лодыжку, но удержалась и закончила дистанцию на выданных ходулях, гордо расправив плечи.

– Ну, над этим мы еще поработаем.

Илона взяла со стола блокнот.

– Завтра у фотографа есть окно в два.