Алчность - Анита Берг

улыбалась. В его распоряжении также был пони по имени Том, за которым следовало ухаживать, но зато на нем можно было кататься. Вокруг дома простирались тысячи акров парка, леса и сельскохозяйственных угодий, и все это предстояло исследовать. У него был мудрый и сообразительный товарищ — сын конюха Джим. Но главное — за парком, в домике егеря, жила Лу.

Джейми решил, что после того, как Лу переехала сюда из Лондона, она еще больше похорошела. На ее гладкой коже, которой он так любил касаться, теперь постоянно рдел здоровый румянец. Голубые глаза сверкали, а светлые кудрявые волосы блестели. В Лондоне она казалась Джимми просто оживленной и бодрой, здесь же она вообще безумолку смеялась.

Когда у Джейми заканчивались уроки, он всегда шел к ней. Они отправлялись на долгое пешие прогулки, а когда возвращались, их уже ждали ячменные лепешки со взбитыми сливками или обожаемый им пирог с тмином — все это пекла миссис Ботрелл, толстая добрая мать Лу. Если было слишком холодно или шел дождь, они сидели перед огнем, который, по словам миссис Ботрелл, она разводила специально для Джимми, болтали и играли в карты или в бирюльки.

— Почему бы тебе не переехать в наш дом и не жить с нами? — однажды спросил мальчик во время прогулки по парку.

— А зачем такому большому парню, как ты, нужна няня? — ответила Лу и взъерошила ему волосы. — У тебя и так есть мисс Тимпсон. Ты ведь уже не младенец, чтобы за тобой присматривала нянечка?

— Но ведь она не занимается моей одеждой и всем таким! Ты могла бы делать это, Лу, — заметил Джейми. Недавно он прекратил называть ее «няня».

— Зато у тебя есть Меган. На двоих туг слишком мало работы. Кроме того, мне нравится праздная жизнь. — Лу захихикала, затем замолчала, как будто решаясь, стоит ли сообщать ему кое-что. — Знаешь, скоро я переезжаю.

— О, нет! Куда? — удрученно спросил мальчик, а когда женщина рассмеялась, он еще и обиделся.

— Да тут рядом, в коттедж в Саймон-Корпсе.

Джейми облегченно вздохнул:

— Ух, ну ты и напугала меня! Я думал, что ты вообще уезжаешь.

— Я? Уезжаю из Грантли? Я уже один раз это сделала и больше не повторю. Нет, твой отец сказал, что я могу жить в том миленьком коттедже столько, сколько захочу.

Услышав это, миссис Ботрелл издала какое-то фырканье и вышла из маленькой гостиной, хлопнув за собой дверью.

— А что, твоя мама не хочет, чтобы ты туда переезжала?

— Не хочет.

— Наверное, потому, что она будет скучать по тебе.

— Да, наверное. — Лу залилась смехом. Джейми в очередной раз подумал: как все-таки странно иной раз ведут себя взрослые, даже его обожаемая Лу.

За первый год, прожитый им вдали от матери, он так ни разу и не видел ее. Теперь он понял, что такое развод. Из случайно услышанных им обрывков разговоров мальчик знал, что развод его родителей был очень тяжелым: мать немало требовала, но отец был непреклонен.

В конце концов, все уладили, и молчаливый отец повез Джейми в Лондон, на свидание с матерью. Она больше не жила в их квартире — теперь там во время приездов в город останавливался отец, а Поппи жила в элегантном симпатичном домике в престижном районе Найтсбридж.

Она встретила сына весьма бурно: покрыла его поцелуями, суетилась вокруг него, взяла Джейми в отдел игрушек магазина «Хэродс», где разрешила покупать что угодно, затем повела в кино и в кафе. Но потом словно утратила к мальчику всякий интерес. Ему выделили комнату на третьем этаже, и теперь он проводил там почти все время. Рядом находилась комната его младшего брата, но Эсмонду было всего два года, и он, разумеется, был неподходящей компанией для молодого человека восьми лет от роду.

Джейми быстро понял, что ему не нравится здесь. Несмотря на кучу игрушек, он отчаянно скучал и хотел вернуться в деревню. Кроме того, жизнь в этом доме его утомляла — он постоянно не высыпался, ведь внизу почти каждый вечер проходила какая-то вечеринка. Поэтому, когда после третьего такого посещения его свидания с матерью совсем прекратились, он был этому только рад.

Первое время его пугало то, что он живет так близко от отца, но, как оказалось, эти страхи были абсолютно напрасными: мальчик видел его довольно редко. У каждого из них были свои комнаты, и они обычно встречались лишь на лестнице. В таких случаях отец и сын официально приветствовали друг друга. Кроме того, несколько раз Джейми вызывали в гостиную — показать гостям. Его представляли, и примерно полчаса он разносил выпивающим гостям закуски. В общем-то он не возражал против этого: ему нравилось встречать новых людей. Гораздо больше мальчика тяготило, когда он оставался с отцом наедине: в таких случаях Джейми совсем не знал, что сказать. Долгое молчание смущало не только его, но, как он вскоре понял, и отца тоже.

Его любовь к матери поблекла, а к Лу, наоборот, усилилась. Кроме того, в жизни мальчика возникла еще одна любовь — к Грантли, к дому и поместью. Это чувство развивалось медленно, и Джейми еще не скоро его осознал: раньше он не представлял себе, как можно любить какую-то вещь. Понимание того, что он полюбил Грантли, пришло к нему как-то летним вечером, когда он возвращался домой, выпив чаю в коттедже Лу. Вечернее солнце было все еще теплым, и старый дом словно купался в его лучах. Его камни были не холодными и серыми, а теплыми, будто позолоченными. На небольшом возвышении мальчик остановился и некоторое время смотрел на огромный особняк, уютно устроившийся у подножия крутых холмов, весной малиновых от цветущих рододендронов. Длинные створчатые окна в своих каменных средниках, казалось, подмигивали Джейми миллионом разноцветных вспышек. Из дымовых труб вытекали тонкие струйки дыма — это разожгли камины, чтобы защититься от вечернего холода. Большие дубовые двери были открыты и словно приглашали мальчика войти. Он увидел все это как будто в первый раз и ощутил сжимавшую грудь гордость. Джейми понял, что никогда не захочет жить ни в одном другом месте на свете, что его дом здесь, и куда бы он ни отправился, Грантли вечно будет с ним. Внезапно он осознал важность одного обстоятельства, о котором раньше совсем не задумывался: однажды все это будет принадлежать ему. А еще он понял, что любит Грантли и всегда будет его любить.

Из этого детского рая Джейми вырвали, когда ему исполнилось восемь лет. Поскольку он редко разговаривал с отцом, его никто