Последний человек в Европе - Деннис Гловер

Беван – горячий поклонник Джорджа. Предоставьте все мне.

Они пожали руки, Астор двинулся на выход. На пороге он повернулся.

– Вы наверняка уже поняли, что Оруэлл слишком категоричен и принципиален себе же во вред. Он не согласится на благотворительность или особое отношение. Поэтому прошу обсуждать стоимость лечения напрямую со мной и вообще при нем об этом не распространяться. Такие решения ни в коем случае нельзя оставлять на его усмотрение.

5

Больница Хейрмирс, февраль. Свет в отделении горел всю ночь. Его разбудили для полуночной инъекции – полмиллиграмма три раза в день. Укол делали медсестры, но он подозревал, что руководит его болью Дик. Он редко его видел, если не считать еженедельных обходов, но всегда чувствовал, будто тот рыщет где-то рядом и решает все за него: когда ему спать, когда просыпаться, когда работать, – вечный Дик, его угнетатель, его спаситель, его напоминание о бренности.

Сейчас не спалось, поэтому Оруэлл включил прикроватную лампу, решив заняться письмами, раз Дика нет рядом и его никто не остановит; без Дика медсестры не знали, как с ним обращаться. Оруэлл открыл письмо от Варбурга. «Рад, что ты пишешь для Астора… рассказывать пока особо не о чем… но когда ты выйдешь из больницы?» С тем же успехом мог бы прислать телеграмму «ГДЕ МОЙ ЧЕРТОВ РОМАН?» И в самом деле, где? Оруэлл взглянул на рукопись – огромную непокорную стопку на гардеробе, – но знал, что сейчас за нее браться невозможно.

Он потянулся левой рукой – что причинило немалую боль – к прикроватному столику, за планшетом с бумагой и за новой шариковой ручкой, которую ему подарил Астор. И то и другое положил на поднос, который стал его рабочим столом. Подвинул планшет так, чтобы тот лежал под пальцами загипсованной правой руки и можно было писать достаточно разборчиво.

Фред,

Это подуспокоит Варбурга, пока стрептомицин делает свое дело. Похоже, лекарство помогало: Оруэлл в самом деле чувствовал себя немного лучше, хоть в горле болезненно першило. Дик даже сказал, что последний анализ мокроты был отрицательный. Наконец с трудом откинувшись на спину и сведя движения к минимуму, Оруэлл заснул и очнулся, только когда пришла со следующей дозой лекарства медсестра в голубой форме.

Проснулся он с кровью на губах. Более того, кровь, которая уже несколько дней понемногу сочилась из язвочек на губах и во рту, ночью пошла сильнее и успела высохнуть, прочно склеив губы. Это его смутно напугало – как и медсестру, которая еще не видела ничего подобного. Она аккуратно промочила губы теплой водой, чтобы их разлепить. Что-то пошло не так. Вызвали Дика.

– Всего лишь легкая аллергическая реакция, – успокоил хирург не очень-то убедительно. – Это не помешает продолжать лечение.

– А вы не думаете, что топите корабль, чтобы убить крыс? – его голос скрипел, каждое слово причиняло пугающую боль.

Он наблюдал, как медсестра вскрывает новую ампулу и набирает лекарство в шприц. Инъекции были внутримышечными, и, когда иглу воткнули глубоко в исхудавшую руку, возникло жуткое ощущение, будто она царапнула по кости.

Во время мучительной процедуры Дик отвлекал его разговорами.

– У вас есть вопросы? Можете спросить что угодно.

– Когда следующее поддувание?

– Завтра.

– Когда я смогу встать с постели?

– Наверное, еще нескоро.

– Мне можно вернуть пишущую машинку?

– Если сохранится прогресс.

– Сколько мне осталось жить?

Колебание – короткое, но достаточное, чтобы понять, что Дик лукавит. Медсестра заметно вздрогнула и решила извлечь иглу с окровавленным кончиком и положить в лоток своей коллеги.

– Все зависит от вас, – сказал врач. – Вы можете прожить еще много лет, хотя для полного исцеления курс придется повторить еще раз или даже два. Все зависит от разных факторов, и предсказать их нет никакой возможности.

Бессмысленная расплывчатость, а Оруэлл знал: это все равно, что ложь. Оставался только один вывод: конец может настать резко и неожиданно.

– С уверенностью я могу сказать только то, что с сокращенным дыхательным объемом вы, скорее всего, станете, как мы выражаемся, «хорошим хроником». Больше никаких путешествий по Шотландским островам.

– А хорошие хроники могут писать?

– Определенно.

* * *

«Хороший хроник» – что это будет значить? Отлеживаться каждое утро, разгадывать кроссворд в «Таймс» за утренним кофе, два-три часа ненапряженной работы после обеда. Возможно, короткая прогулка по саду, потом – коротать вечер за джином и шахматами с Ризом или «Змейками-лесенками» с Рикки.

Но в ночные видения стали проникать новые образы. Нежные сны о природе и прошлом сменялись галлюцинациями о каком-то неизвестном будущем. В них он снова выздоровел и писал задуманный роман с невероятной ясностью мысли. Это казалось таким реальным, что, просыпаясь, он думал, будто еще помнит текст слово в слово, только не было сил, чтобы записать. Позже он осознал, что эти мысли – лишь бессмысленная трата душевных сил. И только когда во сны стал проникать приятный, но невозможный элемент – воссоединение с постаревшей, поседевшей, потолстевшей Айлин, картины, как Рикки ведет уже своего сына на рыбалку в Золотой стране, – разум осознал, что это лишь фантазии. После них он просыпался и видел равнодушные ампулу и шприц в металлическом лотке.

Каждое утро он замечал, что нарывы во рту и на губах проникают все глубже в горло, некоторые становятся болезненными язвочками и мешают принимать обычную пищу. Ногти стали раздражающе хрупкими, ломались от малейшего прикосновения и мешали работать, хоть Дик уже разрешил снять гипс с руки. Ему позволили курить – Дик считал, это помогает отхаркивать слизь в дыхательных путях.

Этим утром Дик вдруг пришел наблюдать за инъекцией. Процедура становилась все каверзнее. Приходилось тщательно искать, куда в усохших мышцах воткнуть иглу, – казалось, на нем уже не осталось живого места. Дик попросил Оруэлла показать ладонь и, должно быть, думал, не сделать ли укол в нее, но вдруг пришел к решению.

– Думаю, стрептомицин сослужил свою службу.

– То есть я здоров?

Дик повернулся к пациенту уже без прежней строгости – даже с дружелюбием.

– Что ж, мы дали бациллам хорошего пинка, это точно. Остальное уже за природой. – Он предугадал следующий вопрос. – Думаю, вы можете снова писать, но начинайте потихоньку. Закончить роман – цель не хуже других. Чем-нибудь занять себя во время выздоровления только на пользу.

Оруэлл улыбнулся.

– Кстати, – сказал Дик. – У нас еще осталось лекарство. Вы не против, если мы отдадим его другим пациентам? Это жены трех моих коллег – молодые матери.

– Прошу.

* * *

Он пытался заполнить следующие дни романом, но не смог. Лечение как будто повлияло на что-то в мозгах, сочинительство стало раздражать.