Укради его удачу - Алёна Филипенко

бы кто-то хотел сжечь «Чердак» целиком, он бы этого добился. Но он не хотел. Это просто предупреждение.

Предупреждение от Гущина.

Теперь полицейские будут разбираться с этим делом, и если их версия подтвердится, то они начнут искать виновных. Опрашивать свидетелей, проверять записи камер наблюдения. Арсений Иванович не ставил камеры, но на соседних зданиях они могут быть.

Но я уверен, что никого так и не найдут.

Пожарные уезжают, но полицейские все еще проводят осмотр.

Я жду не дождусь, когда мы с Арсением Ивановичем останемся вдвоем. Мне хочется обсудить с ним все наедине и сообщить о своих подозрениях.

— Так-так-так! — раздается знакомый звонкий голос. — Я вижу почерк Гущина!

В «Чердак» заявляется Федор. Откуда он узнал о пожаре? У него нюх, что ли?

Он цепким взглядом обводит помещение. Фотографирует все вокруг.

— Эй, уважаемый! — рявкает на него полицейский. — Здесь посторонним находиться запрещено.

— А я не посторонний! Я свидетель! — важно заявляет Федор.

Все полицейские как один поворачиваются к нему и изумленно на него смотрят.

— Свидетель чего? — хмурится один.

— Я знаю, кто устроил поджог! Это Борис Гущин! Вот эти двое подтвердят, что Гущин хотел купить «Чердак», но владелец ему отказал. — Федор показывает на нас с Арсением Ивановичем. — Тогда Гущин стал им угрожать.

Полицейские теперь смотрят на нас, ожидая какой-то реакции, но мы подавленно молчим.

Федор глядит на нас обиженно — видимо, надеясь, что мы подтвердим его слова.

— Сейчас я вам все расскажу… — бодро говорит он. — Записывайте!

Рядом с нами стоят двое полицейских, у одного завидные бакенбарды, а у другого — не менее завидные густые брови.

— Это что еще за фрукт? — спрашивают Бакенбарды у Бровей.

— Это полоумный сынок Коробейника, — отвечает второй. — У него на Гущина пунктик.

Он крутит у виска.

— А-а-а, — понимающе кивают Бакенбарды. — И что с ним делать?

— Можно подыграть.

Брови поднимают блокнот и ручку, делают вид, что готовы записывать, и подходят к Федору. Тот что-то живо рассказывает, а Брови, периодически кивая, рисуют в блокноте кроликов.

Затем полицейские, сказав Федору на прощание, что он очень помог делу и что они обязательно проверят Гущина, покидают здание.

Я убираю крупные осколки, Арсений Иванович подметает мелкие.

— Почему вы молчали? — накидывается на нас Федор.

— У нас нет доказательств, — растерянно отвечает Арсений Иванович.

— Нет доказательств?! У меня их полно! Он уничтожает памятники архитектуры!

— Это никак не поможет делу, — вздыхает Арсений Иванович.

— Мы найдем другие доказательства! — грозно заявляет Федор. — У нас влиятельная организация, мы — мощь!

Я молча протягиваю Федору совок с длинной ручкой. С секунду он растерянно смотрит на него, затем покорно берет и молча ходит за Арсением Ивановичем, подставляя совок под веник.

Убрав основное, мы принимаемся за окно. Внутри заделываем его одеялом, снаружи — пленкой. На окнах стоят решетки, так что это не от вандалов, а чтобы уберечь помещение от холода. Федор нам помогает.

Когда мы закрываем окно снаружи, у нас заканчивается скотч, и мы посылаем Федора внутрь за новым рулоном. И в этот момент к нам подходит Гущин.

— Ай-яй-яй, — издевательски протягивает он и смотрит на следы огня со злобным удовлетворением. — Что-то случилось? Пожар?

Мы ему не отвечаем.

— Небось, проводка? Мыши перегрызли? Нет? — Он задает вопросы, но не ждет от нас ответов. — А то как-то завелись у меня на даче эти мыши. Перегрызли проводку, в итоге дача сгорела подчистую. Так что будьте осторожнее, мыши — страшные животные. Могут вам дорого обойтись. А вон там, через дорогу помойка, когда я шел сюда, видел одну…

Я еле сдерживаюсь, чтобы не двинуть ему.

Тут из «Чердака» выбегает Федор. Увидев его, Гущин меняется в лице. Злобное удовлетворение сменяется досадой.

— Опять ты! — рычит он и быстрым шагом уходит.

Федор уже спешит к нам, на ходу доставая свой телефон и наводя на Гущина камеру.

— Он вам угрожал? Что он сказал? — спрашивает Федор у нас и бежит за Гущиным. — Эй! Борис Глебович! Постойте, Борис Глебович! Что вы сказали этим двум людям? Вы им угрожали? Вы можете повторить на камеру свои слова? Вы имеете какое-то отношение к произошедшему? Скажите, пожар — дело ваших рук?

Поравнявшись с Гущиным, Федор тычет ему в лицо телефон.

Гущин отмахивается от Федора, как от назойливой мухи, переходит дорогу и садится в припаркованную машину. Федор продолжает что-то ему говорить и снимать Гущина через стекло автомобиля.

Затем Федор возвращается к нам. Мы вместе заделываем окно, после чего он, заверив нас, что это дело они не оставят, что у них влиятельная организация и вообще они — мощь, тоже уходит. Мы с Арсением Ивановичем остаемся. На сегодня мы сделали все, что могли, жутко устали с уборкой. Залпом выпиваем по стакану воды, обсуждаем произошедшее наконец-то уже вдвоем.

Оба считаем, что это Гущин совершил поджог. Но я не хочу на него заявлять, потому что знаю: из-за моей неудачи ничего не выйдет, я только зря потрачу время. Арсения Ивановича же вся ситуация с «Чердаком» так подкосила, что он уже ни во что не верит и не хочет лезть в это дело. Бедолага выглядит так, будто уже мысленно попрощался с «Чердаком». Мне ужасно его жаль. Хочется сказать ему, что у меня есть план и что я все верну на свои места, но боюсь, он просто не поверит в мистическую историю с поцелуем удачи. Еще недавно я бы и сам в нее не поверил.

Глава 10. Вика

Самым сложным было уговорить Мирона. Мы сидели в кафе, я заказала ему любимый кофе объема XXL и рассказала о своей блестящей афере.

— Так, давай уточню. Ты просишь меня подкатить к девушке на улице, поцеловать ее ни с того ни с сего, а потом передать тебе этот поцелуй курьерской доставкой и с пометкой «осторожно, хрупкое?» Я правильно понял твой гениальный план? — Мирон негодующе запыхтел.

— Если опустить сарказм, то да, — невинно ответила я, ковыряя пенку на своем кофе.

Мирон задумался.

— А потом я просто ей скажу: извини, ничего личного, я просто работаю в службе доставки.

— Можно и так, но я бы начала с комплиментов. Сказала бы ей, какая она красивая…

— О боже, какая глубина! — воскликнул Мирон с притворным восхищением. — Да после такого она точно прыгнет на меня с поцелуем!

— Хватит уже язвить, — рассердилась я. — Вообще, это была твоя идея!

— Моя? — задохнулся от негодования Мирон. — Я тут вообще ни при чем!

— Как это ни при чем? Кто гадал мне на «Рецепте фортуны профессора Смирнова?»

— Это был «Последний эксперимент профессора Захарова!» — рявкнул друг.

— Неважно. Главное