Тата - Валери Перрен

говорит он. – У нее тяжелый период.

– Я вам кое-что пропишу, но вы должны прийти на прием, чтобы мы взяли у вас кровь и другие анализы. Вот адрес моего кабинета.

Нет, доктор, мое сердце не в порядке и никогда не было, а теперь разбилось. Да, доктор, мое сердце обессилело, потому что ошиблось. Сердце предало меня…

– Обязательно, – отвечаю я и поднимаюсь – с трудом, как старая развалина.

– Я считаю, все дело в блуждающем нерве или остром приступе спазмофилии. Вам диагностировали эти заболевания?

– Кажется, нет.

– Вы режиссер?

– Да.

– Правильно говорить режиссер или режиссерша?

– Как вам больше нравится.

– В любом случае вы снимаете отличное кино, а ваш муж гениальный артист.

Я с трудом скрываю улыбку при виде вытянувшегося лица Льеса. Он готов убить беднягу-доктора взглядом и хлопнуться в обморок. Хорошенькая мы с ним парочка – два разбитых сердца.

Льес предлагает пообедать втроем, и Лина соглашается, даже не дав ему договорить, и ведет нас в единственный ресторан на главной улице. Мы садимся в дальнем зале, окна которого смотрят на реку Арли. Заведение очень милое и явно популярное – заняты все столики.

– Местные. Для туристов не сезон. Они вернутся на рождественские каникулы, – объясняет Лина. – Здесь хорошая кухня.

Она распечатала для нас карточку учета Мари Роман, отдает ее мне, достав из сумочки, и спрашивает, все ли в порядке. Боится, что я опять лишусь сознания.

– Со мной все в порядке, просто немного устала.

– Вы знаете эту женщину?

– Еще вчера понятия не имела о ее существовании.

Лина читает вслух – громко, хорошо поставленным голосом:

– Фамилия – Роман, имена – Мари Мадлен, родилась 24 июля 1929 года во Флюме. Родители – Роман Альфонс и Паскаль Манжель.

– Манжель! – вскидывается Льес. – Я видел эту фамилию на кладбище!

– Графа «Супруги» зачеркнута, – продолжает Лина. – «Разведена с Судковски». Имя не указано, только фамилия: Судковски.

– Судоро… Судковски! Вот оно! – вырывается у меня. – Наконец-то мы узнали его фамилию! Фамилию отца Бланш и мучителя Мари…

Я хватаю Лину за руки, встряхиваю их, горячо благодарю.

– Мы сделали гигантский шаг вперед, и это целиком ваша заслуга.

– Но тогда получается, что фамилия Бланш, зачеркнутая в удостоверении личности, тоже Судковски?

– Конечно. Когда вернемся в Гёньон, пойдешь вместе со мной к капитану Рампену, Льес?

– А как же!

– Вы муж и жена? – спрашивает Лина.

– Нет, мы друзья, – отвечаю я и ухмыляюсь.

– Я никогда не был женат, – сообщаетЛьес.

– Почему? – интересуется Лина.

– Шанс не представился. А вы замужем, Лина?

– Была. Неудачно. Разошлась чуть больше года назад.

Лицо Льеса озаряется улыбкой.

– Тогда я приглашаю вас на ужин. Договорились?

Я никогда его таким не видела, передо мной весельчак, балагур, вкрадчивый обольститель и говорун.

Лина краснеет, смотрит на меня со смущением.

– За меня не беспокойтесь. Я посещу любезного доктора в его кабинете и отправлюсь в гостиницу спать.

Мы расстаемся. Льес идет провожать Лину в мэрию, я возвращаюсь на кладбище. Дует ледяной ветер, и я поднимаю воротник пальто. Бреду по аллеям и наконец нахожу родителей Мари. Альфонс и Паскаль, урожденная Манжель. Странно, что нет фамилии Роман, только девичья фамилия ее матери. На доске выгравированы и другие имена: Эрнестина, Мартен, Леонтина. Но не Мари. Кто-то подходит и останавливается рядом со мной у могилы. Я вздрагиваю, с трудом сдержав крик. Это женщина, очень пожилая, вся в черном. От шапочки до туфель. Маленькая. Тоненькая. Почти тень. Такой была Колетт. Она наклоняется, чтобы вырвать мох из трещины на надгробии, где написано: «Моей обожаемой тете». Дрожа от холода и страха, я произношу непослушными губами:

– Простите, мадам, вы, случайно, не знаете, что стало с Мари Роман?

40

2 ноября 2010

– Пойдемте, – отвечает она.

Я молча следую за дамой в черном до ее дома, расположенного через две улицы от кладбища. Квартира в фермерском доме пахнет деревом, коровой и кофе. Она хватает турку и наливает мне в грязную чашку едва теплого «помойного» кофе, и я не смею отказаться. Она сняла шапку и куртку, надела очки, написала на мятом конверте из-под каталога: «Элоиза Кардин, Салланш, Школьная улица, 47» – и протянула его мне, глядя прямо в глаза. Тонкостью черт и улыбчивым взглядом она напоминает Сюзанн Флон[29].

Она не задала ни одного вопроса и простилась, пожелав хорошего дня. Знала ли незнакомка, кто я такая? Поняла или нет мой вопрос? Мы общались без слов.

Салланш находится в двадцати километрах от Флюме, и я решила не возвращаться к Льесу за ключами от машины – он ни за что не отпустил бы меня одну. Льес сейчас с Линой, в кои-то веки наедине с очаровательной женщиной, и я не стану им мешать.

Я вернулась в ресторан, где мы обедали, и попросила официантку порекомендовать надежную компанию такси. Она позвонила другу, тот приехал через пять минут на «рендж ровере» и сказал, услышав адрес:

– Это дом для старичков, я часто туда катаюсь.

– Сможете подождать и отвезти меня куда-нибудь, где продают телефоны?

Таксист не ошибался. Дом № 47 оказался пансионатом «Все солнца мира», почти как в старом телесериале, только моря рядом нет. У стойки администратора я попросила пригласить Элоизу Кардин. Ждать пришлось довольно долго. Она оказалась голубоглазой блондинкой лет тридцати, улыбающейся и приветливой. От ее розового халата пахло флердоранжем. Я представилась, и моя собеседница, не скрывая удивления, выслушала историю о том, как незнакомая женщина дала мне ее адрес и фамилию у захоронения семейства Манжель на кладбище, где я искала след Мари Роман. Ответила она той же загадочной фразой, которую произнесла дама в черном:

– Пойдемте со мной.

В лифте она сказала:

– А я видела вас по телевизору. Чем вы занимаетесь?

– Кино. Я снимаю кино. Вернее, снимала.

– Вот оно что…

На четвертом этаже мы прошли по коридорам, встретив по дороге нескольких обитателей – с ходунками или опирающихся на руку медсестры, потом Элоиза открыла дверь, за которой обнаружилась старая женщина, сидящая в шезлонге лицом к окну. Я замечаю в углу инвалидное кресло, и меня второй раз за день заливает невыносимый жар. Я опускаюсь на кровать, шепчу:

– Простите, мадам, это от волнения.

Меня мутит от характерного больничного запаха, смеси антисептика и цветной капусты. Элоиза подает мне стакан воды. Старая дама поднимает глаза.

– Познакомьтесь с Мари. Она находится под судебной защитой и зарегистрирована у нас под другой фамилией, не Роман, имя тоже другое: Амели Андрие. Тайна известна только мне, полиции и ее сестре Жанне.

– Сестре?