Мало кто знает, но не секрет - Азамат Борисович Габуев

Алик попросил Аслана задержаться, мол, сейчас подогреет фыдджын и араку. Но Аслан отказался. И правильно, потому что Алик даже второй раз не предложил.

Алик закрыл дверь за Асланом и заглянул ко мне:

– Оставайся сколько нужно. На этом диване и спи, не двигайся, как доктор сказал.

Он сел на край дивана, спиной ко мне.

– Костюм мой испорченный надо куда-нибудь деть, – пробубнил я устало. – И еще женские вещи… И телефон… Это все в моей машине.

– С этим я разберусь. Кто тебя так?

– Альда. Дикторша.

– И ты ее…

– Да.

– Ладно, – Алик встал. – Дай ключи от машины. Вернусь, расскажешь.

***

Политбюро собралось на чрезвычайное собрание. Я был докладчиком и доложил, что именно произошло вчера в этом самом Хæдзаре, опустив причину, почему Альда оказалась здесь. Члены Политбюро слушали меня со всей серьезностью. Видимо потому, что после каждого изложенного мной факта Бюст утвердительно кивал. В конце доклада я указал на разъеденное место на линолеуме:

– Вот здесь это было.

Все посмотрели на пол.

– Нет тела, нет дела, – сказал Чера со всей компетенцией следователя. – А вот в розыск объявить могут. Этим занимается полиция. Зададут пару вопросов, не более.

А Хасан Кардоев из администрации спросил:

– В смысле, получается, все это правда? Про пришельцев с Нибиру…

– Нибиру, хабиру… Не суть важно, – ответил я. – Вокруг них много противоречивых сведений. Предлагаю опираться на факты, которые есть у нас непосредственно. На этом мой доклад окончен. Передаю слово товарищу Сталину.

Все встали и примерно минуту хлопали. Потом все кроме меня сели, и Бюст сказал:

– Товарищи! Мы имеем дело с коварным и опасным врагом. Впервые они проявились в Гражданскую. Умея превращаться в людей, они внедрялись в ряды красных, белых и меньшевиков. Стало быть, они играли собственную игру. После Гражданской они проникли даже в самые верхи ВКП(б). Троцкий, Зиновьев, Каменев… Да, это все они. Я могу назвать еще много имен, но не вижу в этом смысла. Я эффективно боролся с ними. Выстроил систему, которая вычисляла и ликвидировала их, пусть и с перегибами на местах.

По моему личному распоряжению их изучала специальная научная комиссия, в которую среди прочих входили великие советские ученые – такие как Лысенко, Чижевский и Козырев. Что мы узнали о наших врагах? Они всеядные, холоднокровные, яйцеживородящие. Интеллект не превосходит человеческий, но их знания несколько шире и глубже наших, поскольку общество на их родной планете находится на более высоком уровне научно-технического развития. Вот, пожалуй, и все.

Теперь я вижу, что они просунули свои зеленые морды даже в мою родную Осетию. Спасибо товарищу Резо, что обнаружил их. Нам предстоит дать им решительный отпор. Но прежде мы должны убедиться в чистоте собственных рядов. Начинайте!

Астан достал из кармана бесконтактный термометр, а я вытащил из‑за пояса пистолет.

– У холоднокровных температура тела обычно близка к температуре окружающей среды, – объявил Астан. – Здесь восемнадцать градусов. Значит, у них будет не больше двадцати. Это далеко не то же, что тридцать шесть и шесть. Начну с себя.

Астан направил термометр себе в лоб. Прибор запищал и замигал, а потом на экране высветилось «36,7».

– Ну что там? – спросил Астан.

– Тридцать шесть и семь, – прочитал я, и мы обменялись. Я взял термометр, а Астан пистолет.

У меня было тридцать шесть и четыре. Я продемонстрировал экран всем собравшимся. Потом я направил термометр в лоб Алику – тридцать шесть и пять.

На самом деле я, Астан и Алик уже до этого померили друг другу температуру и делали это повторно для остальных. Поэтому и пистолет был на предохранителе. Но когда мы дошли до Вадима, Астан снял пистолет с предохранителя и даже передернул затвор.

– Хатыр, Вадим, – сказал я.

– Я знаю, – ответил Вадим спокойно. – Так надо.

Я наставил на Вадима термометр, а Астан – пистолет. Хорошо, что мы поменялись. Если что, не факт, что я решился бы выстрелить в Вадима, хотя умом понимаю, что это был бы не он. Точнее, он был бы не тот, кем я его считал.

Термометр показал тридцать шесть и четыре, и я облегченно выдохнул, а Вадим ободряюще мне улыбнулся.

Аца побледнел, хотя старался не показать мандраж.

– Тридцать шесть и шесть, – объявил я. – Эталон.

Аца расслабленно оперся о стол обеими руками.

– Цæй-ма, – запротестовал вдруг Хасан Кардоев из администрации. – Детский сад какой-то. Вы серьезно застрелите, у кого покажет низкую температуру? А что, если эта штука моросит?

– Не тыхсуй, – сказал я. – Тебя я проверю последним.

Хасан что-то пробубнил и замолчал. Мы с Астаном нацелились на голову Стаса Чепенаева, судьи. Он вообще не волновался. У него было тридцать семь и четыре.

– Простыл, – сказал он.

У Валеры Битинаева с Росреестра было тридцать пять и девять.

Мы перешли к Марату Кадурову, отельеру. Тридцать шесть и семь.

Чера, как и Вадим, отнесся с пониманием. У него было тридцать шесть и шесть.

Когда мы нацелились на Виталия Цаймаева, прокурора, он сказал:

– Вам до полноценной тройки как раз меня не хватает.

Бюст на это звонко хихикнул, и многие члены Политбюро хихикнули вслед за ним.

– Тридцать шесть и три, – объявил я результат Виталия.

И тут Руслан Бурхилов, хозяин строительной фирмы «Эллипс», запрыгнул на стол и с ноги заехал Астану в голову. Астан упал на спину и выстрелил в потолок. Я схватил Руслана за ноги, оторвал от стола и бросил через голову. Он ударился о стену и скатился на пол.

– Стреляй! – крикнул я Астану, который успел подняться на ноги, хотя немного шатался.

– Температуру ему померь сперва!

Руслан поднял голову, встал на четвереньки и зашипел, раскрыв пасть с раздвоенным языком. Все повскакивали с мест и стояли полукругом перед ним.

– Какая на хер температура! – я выхватил у Астана пистолет.

В момент, когда Руслан бросился на меня, как велоцираптор, я выстрелил.

Руслан пролетел мимо меня и распластался рядом со скамейкой. Пальто у него на спине вздулось и заколыхалось. Из рукавов медленно потекла зеленая пена. Голова размякла и продавилась. В Хæдзаре забахчило. Я поднял с пола термометр, который выбросил в схватке, и обратился к Хасану:

– Остались еще сомнения?

– Температуру ты ему так и не измерил.

– Зато измерю тебе. Подставляй лоб.

Хасан подошел. Я направил на него и пистолет и термометр с двух рук. Показало тридцать шесть и семь, и я опустил пистолет.