Мало кто знает, но не секрет - Азамат Борисович Габуев

– Абон стыр мæнгдзинады кæрон у, æмæ цы арты судзы, уыцы арты хорзæх нæ уæд!

– Оммен!

– О, сыгъдæг кадджын арт, нæхи куыд макуыуал фæсайæм, ахæм амонд нын ратт!

– Оммен!

– Æмæ ныл исчи ногæй куы æрымыса мæнг дзырд, уыдон дæр ацы чингуыты æмбал фæкæн!

– Оммен! [75]

Подошел самый молодой активист, лет пятнадцати, откусил от пирога и ребра и отпил пива. В этот момент пылающая пирамида осыпалась и в воздух взвились искры. Многие захлопали.

Когда пламя стало затухать, все зашли в палатки. Члены Политбюро и парни «Джелбетта» – в одну, а девушки «Джелбетта» – в другую.

***

Последний выпуск новостей был в девять вечера. Я подъехал к телестудии и выключил фары. Минут через двадцать появилась Альда в джинсах и дубленке и встала перед закрытым магазином «Крепеж. Инструмент». Там вокруг все такое. Промзона.

Я на тихом ходу подъехал и включил фары. Альда прикрыла глаза запястьем, а на бетонном заборе выросла ее гигантская тень.

– Ты меня караулишь? – сказала она, наклонившись к окошку. – А если бы я не одна была?

– Но ты же одна. Залезай, проедемся.

– Я такси вызвала.

– Отмени.

– Зачем?

– Показать что-то хочу.

– Здесь показать нельзя?

– Нельзя. Это недвижимость.

Альда ухмыльнулась:

– Присмотрел мне квартиру содержанки? Или как это в старину называлось, номылус?

Я понял, что теряю время, и вылез из машины. Альда задрала подбородок и не моргала. Между нами было меньше шага, я слышал, как она дышит.

– Через сколько твое такси?

Альда взглянула на телефон.

– Четыре минуты.

– Ясно.

Я сделал Альде подсечку, зажал ей рот и запихнул ее на заднее сиденье.

– Ты совсем попутал, Батразов! – орала она, когда мы уже ехали. – Я тебе кто, чтобы так со мной обращаться? Останови, сука, я вылезу!

Она даже поколотила меня по плечам и голове, но я не злился.

– Спокойно, спокойно. Мы заедем в одно место, потом я тебя домой отвезу.

Если честно, мне показалось странным, что Бюст попросил привести Альду к нему. Получалось, что про него и про Хæдзар узнает посторонний. Еще и женщина. Еще и с телевиденья. Но кто я, чтобы возражать ему?

Пока мы доехали, Альда уже не ругалась и не дралась, только зло смотрела на меня в зеркале, скрестив руки на груди.

– И что это такое? – спросила она, презрительно оглядев Хæдзар с порога.

– Не видишь, что ли? – сказал я. – Это Хæдзар.

– Ты меня на сæр æмæ бæрзæй[76] привез?

– Почти.

Я отдернул бархатную штору в проеме. Бюст выглядел как обычный бюст.

– Капец, – сказала Альда. – Я про него новость зачитывала. Это ты его украл?

– У него спроси.

– Что это значит?

Я кивнул на Бюст. Альда осторожно дотронулась до него. Он резко ожил:

– Расстрелять!

Альда отскочила.

– Чего? – растерялся я.

– Расстрелять!

Альда повернулась ко мне. Глаза у нее были желтые, зрачки как семечки, а изо рта выглядывал раздвоенный язык, как у змеи.

– Ай цы лæх у![77]

Я вытащил из‑за пояса пистолет, но Альда с ноги выбила его, и он залетел под стол. Я полез за ним. Альда взяла со стола нож, которым мы пироги резали, и всадила мне его в зад. Я закричал от боли, дотянулся до пистолета и выскочил из-под стола.

Альда шипела и перла на меня с окровавленным ножом в руке. Я тупил и тормозил. Она полоснула меня по плечу, но не глубоко – только пиджак порезала.

– Расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!

Выстрел получился звонкий, с эхом. Альда замерла с занесенным ножом и упала на спину. Ноги у нее некрасиво раскорячились, как у смятой плюшевой игрушки.

Дырка была прямо во лбу. Я наклонился, чтобы забрать нож из мертвой руки. Альда вздрогнула, так что я снова наставил на нее пистолет.

Но стрелять больше не пришлось. У нее запрокинулась голова и выгнулась шея, а изо рта пошла пена. Густая, как у хорошего пива, только зеленая. С лица полосками слезла кожа. Под ней была другая кожа – темная и чешуйчатая.

Я посмотрел на Бюст.

– Чему удивляешься? Твоя покойная любовница обретает свой истинный облик.

– А кем… – у меня пульсировал кадык, так что я вроде кричал, но получался шепот. – Кем она была?

– Не знаю, как вы сейчас их называете. Мы их называли просто «эти» или «враги». Даже я мало о них знаю, хотя пролил немало их зеленой крови. Вернее, это не кровь, как утверждали наши ученые. Но так ли это важно?

Тело Альды таяло, как сливочное масло на сковороде. Даже кости сами собой раскрошились, и осталась только мокрая одежда. Я задрожал и почувствовал, как по бедру течет кровь.

– Я ранен.

– У тебя есть знакомый врач?

Я достал телефон и полистал список контактов. Из врачей там были кардиолог пахана, венеролог, к которому я пару раз ходил, моя сестра и ее муж. Выбора не было. Уже штаны пропитались кровью и липли к ноге. Я позвонил и сразу сказал:

– Не называй меня по имени, если Тина рядом.

***

Аслан очень достойно себя повел. Видать, авраамизм еще не убил в нем все осетинское. Когда я сказал, что мне нужна оперативная медицинская помощь, он не колебался. Спросил только, куда приехать и какого рода проблема. Я сказал, что ножевое, и продиктовал адрес Алика.

Я постелил на сиденье пакет, а сверху плед. По пути позвонил Алику и сказал, что заеду.

Алик открыл дверь.

– Что с ним?

Наверно, я был уже весь бледный. Аслан меня поддерживал, чтобы я не упал.

– Не знаю. Пусть сам расскажет, если считает нужным.

Алик разложил диван, постелил на него клеенку с кухонного стола, а сверху полотенце и вышел из комнаты.

Я снял пиджак, потом штаны и лег.

– Трусы тоже. Ты не в бедро ранен.

Я подчинился. Аслан открыл аптечку, которую захватил с собой, и вытащил хирургические инструменты, шприцы, спирт и кучу ваты.

– Что там у меня?

– Придется зашить тебе анус. Неделю нельзя будет испражняться. Поэтому есть тоже будет нельзя.

Я приподнялся на локтях и посмотрел через плечо.

Аслан заржал:

– Да шучу я. У тебя только правая ягодица порезана. Сейчас обработаю, зашью, и через два дня будешь только немного хромать. Ну и сидеть на жесткой поверхности будет больно.

Аслан сделал мне обезболивание, наложил швы и повязку. Он ни разу не спросил, кто меня порезал.

– Ну все. Если будет болеть, принимай пенталгин или типа того. Послезавтра ко мне в РКБ на