Бесконечное землетрясение - Эван Дара

толчком, чтобы нагрудная сумка не перекрыла мне доступ воздуха. Еще две минуты, и я снова ползу. Так лучше, безопаснее. Коленные чашечки какое-то время могут это выдержать. Скользить змеей необязательно.

Бывшая древопуща реже, чем я помню. Расхищено больше насаждений. Всего несколько минут требуется, чтобы маневрировать через ее тернии и ухабы. Я проползаю под сломанными древоветками, перебираюсь через кочки влажного мха, опираюсь на пеньки и, схватившись за них, подтягиваюсь. У последнего пня перед пространством и днем я поднимаюсь, и нахожу равновесие, и нахожу равновесие, и крепко встаю на ноги. Я пойду. Попытаюсь идти. Мои колени, надеюсь, предпочтут такую боль.

Я делаю первые шаги. Передо мной широкое поле, ведущее к распределителю, чей забор образует часть низкого горизонта, похожего на десантный катер. Поле запружено людьми — видимо, до закрытия распределителя меньше времени, чем я думал. Я вижу их всех. Десятки тел размахивают руками и судорожно корчатся, колышущиеся фигуры трепещут, как языки пламени, словно их терзают страхи, извергающиеся из самого нутра. Одно тело крутится и крутится на месте, обездвиженное движением. Другое ныряет к земле, тогда как его туника поднимается и, надутая ветром, парит, а затем накрывает его, будто саваном. Рваный силуэт семафорит, подавая сигналы, которых никто не понимает. Громадная сковорода мира раскаляется и раскаляется, превращая человеческое присутствие в клубы дыма. В горсть сухой почвы, когда они ударяются о землю.

Грохот Q3 — прекрасное сопровождение для этой безжалостной хореографии. Далекие тела валятся на землю и в ответ на рев материка, кажется, согласованно поднимают сначала головы, потом туловища. Рассеянные повсюду оборванцы падают на колени, напоминая молящуюся церковную общину. Панически размахивая руками, они принимают вид хора, взывающего к небесам. В разных концах ходящего ходуном поля две похожие на чучела женщины стоят с разинутыми ртами — дуэт, исполняющий молчаливые ламентации. Затем вступает соло. Одна женщина совершает акробатический скачок назад в воздухе. Согнутый мужчина с согнутой клюкой непроизвольно отплясывает джиттербаг. Непонятное существо стоит, расставив руки и ноги в виде буквы «X», затем пропадает со сцены.

Люди-пузыри на поверхности кипящей земли. Они направляются в распределитель или идут оттуда? Есть ли сейчас разница? Я спотыкаюсь дальше. Другого выхода нет. Спотыкайся или голодай. Но это полномасштабное Q3. Я ставлю ногу вниз, а вниза нет. Я переношу свой вес туда, а туда нет. Но я нахожу подходящий угол, я выторговываю свой путь вперед, я уворачиваюсь от камней, щиколоток и шквалов земли.

Вот я оказываюсь перед холмами Морн-Катр. Вот я оказываюсь перед парковкой — машин нет, асфальта нет. Вот я вижу дерево, стоящее на ровном месте, потом стоящее на бугре. Вот я вытираю прах со рта, вот я смотрю на подошву ботинка. Я встаю и шатаюсь в том направлении, где, как подсказывает мне неубиваемый инстинкт, находится распределитель. Я веду к нему свой корабль, я гребу и гребу по воздуху.

Я приближаюсь к женщине в порванной спецовке, потом вижу небо там, где она была

Я подхожу к мальчику с заплывшим от синяка закрытым глазом, и вот он на земле, схватился за локоть

Я стою возле человека со свисающей с нижней губы каппой, который протягивает ко мне переливающуюся от грязи и крови руку

Я стою рядом с женщиной, колотящей кулаком свои ноги, чтобы они не поднимались

Я спотыкаюсь дальше. Легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути, легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути, через час или четыре я буду дома. Человек с одной рассеченной штаниной переползает через наполовину ушедший в землю камень, потом летит, его четкая тень следует за ним. Вопль, и он приземляется в восьми футах впереди. Труп велосипеда лежит, частично врезавшись в куст, колесами вверх, педали медленно крутятся. Бледный тощий человек неопределимого пола сидит, плачет и скребет лицо согнутыми, как когти, пальцами и при этом подпрыгивает.

Я вижу еще одно тело, старика в отвратительных лохмотьях, ползущего вдоль толстой, невероятно длинной витой веревки. Остаток от прежней попытки сделать аэролифт. Словно взбираясь по крутому склону, мужчина простирает и тянет к себе голые руки, простирает и тянет к себе; согнутые, как у лягушки, ноги барахтаются позади. Потом попадается камень, и мужчина, вслепую протягивая руки, ударяется о него правой. Он мгновенно садится и машет рукой, чтобы притупить боль. Потом порывисто прижимает ее ко рту, чтобы пососать рану и остановить кровь.

Он морщится, он раскачивается на месте, белые волосы шевелятся и колышутся. Этот человек далеко не уйдет. В распределитель, вероятнее всего, не попадет. Я шарю в нагрудной сумке и вынимаю марлю и пластырь, протягиваю их ему, напрягая руку, чтобы она дрожала как можно меньше. Мужчина тянется ко мне одной рукой, хватает мое запястье другой, чтобы унять тряску, чтобы уменьшить дрожь, которую не могут прекратить никакие мои усилия. Но потом тянется выше и хватает мое предплечье, а потом локоть, потом ползет рукой дальше, двигаясь к плечу.

Опираясь на меня, он пытается подняться, снова встать на ноги. Такое со мной не в первый раз, и я ему помогу. Я хорошо держу равновесие и способен послужить опорой, ноги у меня сильные. Еще четыре раза схватившись за меня, человек подтягивается, ноги у него распрямляются, и он начинает принимать вертикальное положение. Его шумное дыхание увлажняет мне лицо. Но потом мужчина бросает руки мне на плечи, и его голова стукается о мою нижнюю челюсть, и он обходит меня вокруг и повисает своим длинным костлявым телом у меня на спине.

Я пошатываюсь. Я качаюсь под этим новым грузом. Мужчина худой, как борзая, но все же представляет собой массивный груз, и его ерзанье и карабканье лишают меня равновесия, мне с таким балластом не справиться. Тогда человек хватает себя за локти, сцепляет руки у меня на груди, и я инстинктивно дергаю его запястья, отдираю его пальцы и расправляю плечи. Но он липнет ко мне, висит, как накидка, которую нельзя сбросить. Его борода царапает мне шею, он фыркает мне в правое ухо, но через мгновение я крепче встаю на ноги и думаю, и думаю, как быть. А что тут поделаешь? Человек голоден, человек стар, и находится в отчаянии, и хрупок, как фольга. Он так ведет себя лишь потому, что знает о необходимости попасть в распределитель. Чтобы добыть провизию. Чтобы выжить. Он не может иначе.

Я не брошу его. Я окажу поддержку этому человеку в нужде. Это мне по плечу. У меня есть сила воли, и решимость,