Береги косу, Варварушка - Варвара Ильинична Заборцева

И тут я впервые подумала о бронежилете. Разве не положены?! Позвонили сослуживцам, они как раз проехали устье реки. Сказали, дороги совсем не видно, едут вслепую – такая метель. Правда, за пределами Пинеги снег утихает. Значит, скоро вернутся – кто-то домой, кто-то сразу на службу. Сказали: конечно, жилеты положены, каждому выданы. Только «Пинега» редко его носил!

Сослуживцы вспомнили слова тех, кто был рядом там, кто вытащил с поля. Узнаю в словах своего папу. В морозы без шапки мог уйти. Босиком любил ходить и дома, и на улице летом. Так и в поле вышел без бронежилета.

А я-то разве не такая?! Все удивляются, как молодая девушка ездит без задней мысли с попутчиками до соседних деревень. Видимо, это у нас общее… какое-то свое доверие к жизни.

– Безалаберно все как-то… И тетя права. Права.

Еще какое-то время подержали в руках вещи. Потом убрали в шкаф телефон и записную книжку, а крестик положили к папиной фотографии, рядом со стопкой и куском черного хлеба.

* * *

По дороге от одной бабушки к другой смотрю – Лилия Генриховна. С колонки идет, огромные ведра тащит!

– Лилия Генриховна! Разве можно так?!

– А как не можно-то? Здравствуй!

– Здравствуйте! Давайте сюда!

Прошла с ней до самого дома – ни в какую не сдалась. Несла сама.

– Ты-то обливаешься?

– Что?

– Ну, водой-то с реки. Не приучена?

– Да нет, окунаюсь только с мая до осени.

– У, ерунда. Меня отец приучил каждое утро ведром холодной воды.

– Ничего себе! Вот это северная закалка!

– Мой отец никогда и не бывал здесь. Это мы с мамой на санках причапали.

– Как это?

– А вот так. Мне четыре. Нет отца дома неделю, другую. На завод с мамой пришли, говорят, поезжайте за ним на Север, там ждет. Уже по дороге узнали, что расстрелян. А с собой только три пары лыж! На Север же! Ничего, обжились как-то. Мама сказала, тут будем жить, а то еще дальше пошлют. Недолго пожила, болела, но до конца на Пинеге. А меня папа сразу выучил крепиться. За себя стоять, себя в обиду не давать, но первой – никогда. И холодной водой по утрам обливаться.

Лилия Генриховна поставила ведра на крыльцо, посмотрела на меня:

– М-да, хороший у тебя отец был, вечная память ему.

И зашла в дом.

* * *

А меня дома ждали бабушка, мама и сестра. Не спрашивали, сама сказала, что завтра день рождения будет, как задумали. Много думала, надо ли теперь все это. И ответила себе, что надо.

Просто сели за стол. Вроде бы налили чай. Мама рассказывала сон:

– Видела сегодня его. И своего папу видела. Сидят вдвоем вот на этой кухне. Трехлитровая банка самогонки на столе, рюмки с цветочками наши, большие которые. Я его колочу, рюмку забираю, говорю, не дам тебе пить, ну-ка живо отдавай. А папа напротив, улыбается, банку обхватил, к себе прижал, довольный такой, говорит: «У меня-то не заберешь». Так и не разогнала их. Проснулась.

Подхватила бабушка:

– От ведь каки молодцы, уже спарились, готово дело! Они как-то сразу тогда сошлись. Правда, на лося вместе не ходили, только один раз.

– Почему?

– Кто ж их знат! Не спросишь теперь ни того ни другого. Сидят за самогончиком, голубчики, идет ли там охота на ум, не знай. Только помню, дедушка с той охоты пришел весь упестанный. Зять, говорит, неуладчивый, ничего не слушат, хочет все по-своему, по уму, а на охоте не ум, чего-то другого надо-то, а оно токо с опытом.

Помолчали. Бабушка снова, глядя на маму:

– Помню ведь, как вы тут сидели. Помнишь, пришел? Мириться, сходиться, не знай чего. У тебя уж втора была рожена. Я качала в той комнате. Выгляну сюда, на кухню-то, и думаю, как бы не заглядеться на вас, до чего любо сидели вы, глаза в глазки! И чего не пожилось, не знай. Никто не знат. Вы сами, поди, не знаете.

Мама молчала.

– Мам, а я правда родилась у моря?

– Да, правда.

– Я просто фотографию в папином доме нашла, там вы и море прямо из окон! Красивый тот городок вроде… Я по-другому себе его представляла…

– Да, красивый. Холодный, правда. На сопках. И роддом на сопках.

Серое все только. А коляска была красная.

День девятнадцатый

В последнее время я отмечала день рождения с подружками.

Устраивали вечеринки, было весело. В этом году мой день рождения выпал на воскресенье. Еще в новогодние каникулы подумала, что это хороший повод приехать к бабушке вместе с мамой и сестрой и просто напечь пирогов. Бабушка говорит, ее день рождения всегда отмечали так:

– Никаких тортов, мать пирогов напечет, вот и весь праздник! Может, еще рыбы нажарит.

Мы так и задумали сделать. Вот уже замесили жилое тесто – дрожжевое, значит. И теперь его нужно положить в теплое место – сегодня как раз вышло солнце, поставили прямо на подоконник. Тесто должно подняться два раза, а бабушка должна не пропустить этот момент и убить его – рогатой деревянной палкой опустить обратно. Тогда тесто будет пышным. Бабушку так научила ее мама, а теперь бабушка учит нас.

Честно сказать, я прослушала остальной рецепт, потому что смотрела на солнце за окном. Как же давно солнце не было таким теплым! На улице все собаки лежали прямо на деревянных мосточках, которые мигом оттаяли. И мне хотелось туда. Мы с сестрой посидели на них, а потом придумали поискать весеннюю воду – где-то же она должна быть. Не поверю, что все-все вокруг подо льдом. Хотя бы один ручей должен пробиться.

И мы пошли в сторону деревни, где выросла наша бабушка.

А напротив то самое место, где мы с папой переходили реку.

Крепко связаны льдом два берега, но только зимой. В остальном давно живут порознь. Если бы здесь поставили мост, было бы всего ничего до райцентра, до города. И деревни за рекой не затухли бы. Сестра придумала посчитать мосты через нашу реку. Вспомнили только три, и все понтонные, то есть непостоянные.

Еще вспомнили рассказы бабушки о том, какой хлеб хорошашший пекли за рекой:

– До нашего берега такой ихний запах идет, что беда! Хоть за реку за хлебом ходи!

И добавляла обязательно:

– Зато у нас шаньги скусне! Самы скусны! А хлеб