Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов

пляжной тарелкой; стягивали через голову рубаху, на мгновение скрывшую скуластое лицо, наполовину лягушачье, наполовину обезьянье; спускали брюки, расстегивали сандалии.

"Тебя я намылю сама", - сказала Ангелина Мзиловой, уже стоя в ванне. Она опустилась на колени, ощущая на хребте ладони Мзилова, разбиваемые горячим дождем; разомкнула губы, выставила ногу, прошлась по холеному брусочку бархатистого мыла, оставляя следы - мелкие, детские, похожие на следы белого, замкнутого в себе Василька, который стоял сейчас где-то, молчал, и его окружал хоровод из трех девочек, шагавших и певших непонятную, бесконечную песню; глаза у девочек закатились, глаза закатились у Василька.

"Я рожу вам, - промычала Ангелина, коснувшись встрепенувшейся Мзиловой и вздрогнув от касания Мзилова, - кого захотите...малыша с незаращением хоан и твердого нёба, в сочетании с саблевидными голенями".

Мзилова стала кричать. Нога подобрала пальцы и снова выпрямила.

Все это было совсем не похоже на дешевый роман ужасов, который Мзилова когда-то читала, и где говорилось о странной пещерной нежити, обладавшей специальными отростками со сногсшибательным сексуальным потенциалом; женщины попадали к этим тупым, похотливым опятам в половое рабство.

Мзилова работала завучем старших классов и отвечала за художественный сектор. Ей было, как помнит читатель, пятьдесят лет и даже чуть больше. Она любила грамоты, олимпиады и призовые места. Она гордилась зубными зеркалами своего мужа, Мзилова, и бредила профессиональным детским театром. Она бредила ногой со всеми ее пятью пальчиками.

"Добавь мыла, скотина", - приказала Ангелина Мзилову, охваченному тряской.

...Репетиции множились и ширились.

- Отберите мне сорок учеников, - распорядилась Ангелина, когда с подачи Мзиловой приказ о ее зачислении в штат был подписан и пропечатан. - Найдите поуродливее штук десять - на крыс, на тыкву, кучера-сурка... или крота? у вас есть дети со слабым зрением? Кто же был кучером? Ладно, это терпит... Готовим наряды из тех, что видели в лондонском шоу. Они придут сирые, в школьных фартучках и пиджаках, но с боем часов ударит луч света, и все они преобразятся... - Ангелина чуть не ляпнула "в ненатуралов", - все они предадутся королевскому ликованию. И это ты, моя Фея, заставишь их ликовать... потому что ликуешь сама, потому что мы обе ликуем.

Мзилова залилась краской и вспотела. Ангелина двумя пальцами приподняла верхнюю губу:

- Ты ведь не будешь Королевой, ты станешь Феей? Нет, тебе все-таки к лицу быть Королевой... Я возьму фею из старшеклассниц.

- Ангелина, я не позволю - я не могу, чтобы в моей школе девочек превращали в лесбиянок...

- Не можешь и не позволишь? Отлично, твоя королевская воля - закон, ведь ты все равно останешься Королевой - а значит, сможешь быть и Феей, если того пожелаешь... Я не трону твоих соплюх.

- Но ты тронула меня...

- Нет, это ты тронула себя... Ты сама тронула себя мною... частью меня... вот этим, - Ангелина разинула рот и бросилась обнимать Мзилову.

- И фартуки с пиджаками слетят, как гнилая листва; под ними мы устроим...

...Так проходили обсуждения.

- Я не хочу играть Золушку, это детский театр, - капризно заявила Ангелина, рассматривая свое отражение в зеркале. - Меня не бывает на сцене. Я выхожу, когда дают занавес, сорвать овации, в свитере по колено. Но у меня волшебная туфелька, - вздохнула она. - Может быть, нам все переиначить? Переиграем на хрустальный башмачок, назначим красивую Золушку.

При этих ее речах Мзилова, не стесняясь труппы, падала на колени:

- Изюминка! Погибнет изюминка! То, что умеешь ты одна, чем владеешь ты одна...

Дети шептались и удивленно смотрели.

- Я попрошу твоего мужа, чтобы он эту туфельку отшлифовал, - задумчиво молвила Ангелина, беседуя, скорее, сама с собой - да так оно и было. - Все-таки бывает, что она царапает мягкие ткани...

Она, серьезная, так и сидела у зеркала; присевшая рядом Мзилова вдруг похолодела: стекло показывало двух Ангелин.

Кто-то из труппы заметил это и усмехнулся; Ангелина улыбнулась в ответ, и первая улыбка слетела: юнец, рискнувший улыбнуться, сделался Ангелиной. Затем улыбнулись еще две барышни, и Ангелина ответила им обеим; дело кончилось той же метаморфозой. Протей менялся, не имея в себе, и разве что гордый редкостной ножкой, которых скоро, если верить британской науке, тоже станет тысячи тысяч - к следующему параду.

Глава 7

В зале-студии на сто пятьдесят мест нетрудно добиться аншлага - речь в этом случае идет о местах посадочных, а были ведь еще какие-то входные, откидные и чуть ли не подкидные - в последний момент Ангелина отказалась от цирковых досок, позволявших выбрасывать зрителей прямо на сцену, к праздничному столу. Зато обустроила гамаки, создав своеобразный бель-этаж; по углам и близ сцены установили треноги с записывающей аппаратурой; динамики, как черные атланты, подпирали потолок. Занавес подняли заранее: посреди сцены красовалась композиция из ящиков, какими обычно пользуются иллюзионисты; они, эти ящики, были черного, красного, лилового, синего цветов, и через каждый был перекинут широкий лоскут газовой ткани той же раскраски. Ту же подсветку давала рампа; крышки некоторых ящиков были выдвинуты вверх, некоторых - задвинуты наглухо. На заднем плане, водруженный на грубо, наспех сколоченные, но по-королевски расписанные ступени властной лестницы, дыбился игрушечными яствами длинный стол для пиров, уставленный вострыми салфетками. Дело венчали два трона: побольше, для короля, и поменьше, для Королевы; в углу на обычной вешалке висел заурядный докторский халат.

Пришли родители, пришли старшие классы, явились разнообразные делегации из тех, что менее всего связаны с театром и творчеством. Приползло даже местное телевидение, волоча за собой кабель, который ему неоднократно, до жалобных экранных помех, отдавили. Первый ряд заняли персонажи, похожие на персоны; в следующем сидели персонажи, изображавшие из себя персон; ни те, ни другие, впрочем, участия в спектакле не принимали.

К началу действия вместо звонков начали отбивать часы; свет померк; представление Золушки от доктора Мзилова, которого в итоге и выбрали на роль Феи, оставив Королеву за Мзиловой, объявили открытым. Это объявление дали визгливыми голосами, которые накладывались один на другой, благодаря чему из атлантов-динамиков неслось, главным образом, "...Мзилова!... Мзилова!... Мзилова!..." - слова перекрывались, так что казалось, будто звучит только "Мзилова", то есть не мужеская в родительном падеже - а муж не однажды падал без сил, готовый рожать, но женская, согласно программке - Королевская фамилия, и в этом был понятный символ, так как на Мзилову с Ангелиной давно посматривали и тайно перемигивались.

Лучи прожекторов забегали по сцене; крышки ящиков принялись с грохотом опускаться и падать; ящики разваливались, выпуская