Глафира и Президент - Анастасия Викторовна Астафьева

— Президент! Лично! Вот тут! На этом самом месте сидел! И сказал: не допустим!

— Совсем ты, баба Глаша, сбрендила.

Глафира схватила Ларису за руку и потащила за собой:

— Пойдём! Я тебе покажу! Я тебе всё покажу!

Первым делом она повела её в дровяник.

— Посмотри! Полный дров мне набили! Всё бесплатно! Два дня парни пластались. Напилили у родника. Раскололи. Всё прибрали. И это он разрешил. Сказал: всю ответственность на себя берёт!

Но Лариса видела пустой дровяник, в котором гулял ветер.

Бабка повела её дальше, к бане.

— Гляди, — подтолкнула она её в спину, — пол— новенький. Ребята перестелили. Лавка — потрогай! Гладкая. Сам Президент лично своими рученьками стругал! Чтоб, говорит, ничего себе не занозили! — в голосе Глафиры зазвучали слёзы.

Лариса тряхнула головой, зажмурилась и снова открыла глаза. Но увидела то же, что и до этого: гнилую, сырую баню с проваленным полом.

Дальше был огород. Бабка хвасталась починенным забором. Махала руками, показывала, как какие-то ребята за полдня ей всё вскопали и картошку посадили, курам загон отгородили.

Ларисин взгляд скользил по разорённому бабкиному хозяйству: половина забора лежала на земле, картофельник затягивало травой, тощие куры скучно бродили по нему.

Фельдшер внимательно посмотрела на Глафиру, взяла её за руку, нащупала пульс, который бился часто-часто, поймала двумя руками старуху за голову, заглянула ей в зрачки.

— Баба Глаша, ты снова свои сморчки, тьфу, то есть строчки, ела?

— Не ела я ничего! — выдернула бабка своё лицо из её ладоней. — Я — нормальная! Нормальнее всех вас! Он мне про будущую Россию рассказывал. Не кому-нибудь, не тебе, Ларисонька! А мне!

Всё понявшая женщина печально покачала головой и оставила старуху в покое. Она отошла на некоторое расстояние от дома, достала из кармана халата мобильный телефон и набрала номер главврача районной больницы.

— Галина Петровна, у меня тут с пациенткой что-то странное творится… Да, с бабой Глашей. Похоже на старческий бред. Да такое несёт, мама не горюй! И галлюцинации. Может, на фоне постковидного синдрома. Может быть, ещё грибная интоксикация… Да, наелась опять… Дак я сколько ей говорила, на цепь ведь не посадишь… Хорошо… Да... Хорошо... Да... Вызываю...

Когда за Глафирой Фёдоровной прибыла спец-бригада скорой помощи, больная никуда ехать не захотела и неожиданно оказала бурное сопротивление. Даже швырялась тяжёлыми предметами. На улице смогла вырваться, побежала, но санитары догнали её около бани. Пришлось применить фиксирование связыванием.

Когда Глафиру Фёдоровну вели к карете скорой помощи, она презрительно плюнула под ноги фельдшеру и бросила:

— Иуда ты, Лариска!.

Все два c с половиной месяца, проведённые в психиатрическом отделении районной больницы, Глафира плакала и просила прощения у какой-то матушки. У своей или у какой другой, врачи так разобрать и не смогли.

Эпилог. Воздух

Хоронили Глафиру жарким июльским днём. Могилку, конечно же, выкопали в Логиновском углу. Дождались родные свою Глашку. Теперь снова вся семья в сборе...

С дальнего болота тянуло удушливой торфяной гарью. Проститься пришло человек двенадцать. Поминок не справляли — кому было их готовить? Так, выпили и закусили на скорую руку прямо на кладбище.

Наутро после похорон сын Валька заколотил досками крест-накрест окна осиротевшей Глафириной избы и поспешно уехал.

Уже в сумерках вышел на крыльцо своего дома-развалюхи дед Семён. Поджёг цигарку, медленно, со вкусом, втянул густой дешёвый дым. В ноги ему боднулась Глафирина кошка. Села рядом и принялась умываться. В запущенном, заросшем дедовом огороде заполошно заквохтали курицы— наверное, которая-то снесла яйцо. Надо будет поискать в траве...

Июльский вечер, после дневной жары, опустился духовитый, плотный. Гарь с болота рассеялась, осела под росой. Раскалённое солнце садилось в плотные, тяжёлые фиолетовые тучи, поглотившие весь западный горизонт, — надвигалась гроза.

Дед Семён хоть и был глух, но не был слеп, и даже он, с его небогатой фантазией, разглядел в этих тучах что-то необычное, что-то нарочное — грозовой фронт слишком явственно представлял собою трёх мужиков на конях. Вон — головы, плечи, борода у среднего… вон, пониже, — морды коняшьи, один эдак вбок, другой — рвётся, хрипит, ушами прядает, третий — голову склонил к земле. Ногами кони вязли в еловых вершинах.

Человек широко образованный, культурный, начитанный непременно узрел бы в этих трёх мистических фигурах всадников Апокалипсиса, имя которым Глад, Мор и Война. И посетовал: мол, сбываются библейские пророчества, и ждёт нас всех конец света. Канонически всадников, конечно же, должно быть четыре. Но и трёх достаточно на наши грешные головы...

Глафира, если бы она не лежала сейчас в свежей могилке на тихом кладбище, взглянув на причудливые фигуры, что сложились в небе из тяжёлых, наполненных желанной влагой туч, непременно узрела бы в них трёх богатырей. Ну точно как на репродукции из журнала «Работница». Справа — Алёша. Посередине — Илья. И Никитич, как положено, слева. Богатыри русские вышли посмотреть, всё ли в мире ладно.

А дед Семён, глядя на «мужиков», припомнил, как в юности гоняли в ночное коней, как купали их в тёплой реке, как скакали в утренний молочный туман по полям и кричали «э-ге-гей!», желая разрушить тишину и сон. И скакала, и кричала вместе с ними конюхова дочка, бесстрашная Глашка. И молодая сила рвалась из ребят на волю вместе с конями, и жажда жизни плескалась через край…

Старик затоптал окурок в траве у прогнившего порога, прокашлялся и шагнул в сени вслед за Муркой.

Солнце село. Запад погас. Надвигающийся фронт, с виду такой грозный, опасный, утянуло к дальней реке. Гроза напрямую с запада редко приходила. Чаще — покружит, походит, погремит, а зайдёт уж с другой стороны. Не всегда и угадаешь, откуда и когда.

К ночи небо вызвездило. Среди крупных, уже почти августовских звёзд двигалась одна, мигающая. Летел самолёт.

Куда и откуда летел этот самолёт — ни дед Семён, ни уж тем более Мурка не знали, да и не думали никогда об этом.

Летит — и слава Богу. Значит, вопреки пандемии мир живёт, дышит, движется. И счастлив человек уж тем, что не ведает дня завтрашнего…

Примечания

1

Мост, или сени — крытое неотапливаемое помещение, соединяющее зимнюю избу и хозяйственные постройки.

2

Здесь — не заперла в курятник.

3

Прясло — часть забора, ограды от столба до столба.

4

Слега — толстая жердь между двумя столбами, на