Прощай, Анна К. - Лера Манович

– Они тоже были в той комнате?! – спросил Пиус по-немецки, предполагая, что, как и Иоановна, врачи «скорой» все время были здесь, но прятались.

Я объяснила ему, что это просто русские доктора и они его послушают. Пиус испугался еще сильнее и наотрез отказался от жаропонижающего укола. Видимо, в его семье признавали только гомеопатию.

Врачи сказали, что в легких все чисто, а понижать температуру можно обтираниями спиртом или водкой.

Удивительно, но Пиус на эту процедуру легко согласился. У него была широкая и очень белая грудь с редкими золотистыми волосками. Он был очень красивый. Я стояла в дверях и любовалась. Но тут приползла Ивановна и уставилась на маму и Пиуса.

– Что с Йозефом? – спросила она.

– Все нормально, иди спать, – ответила я.

– Что это за женщина к нему приехала? – Ивановна указала на маму.

– Это твоя внучка.

– Почему она гладит Иозефа?! – воскликнула прабабушка, и ее ходунки воинственно задрожали.

Я закрыла дверь в комнату Пиуса, оставив его наедине с мамой. Иоановна, лишившись изображения перед глазами, сразу успокоилась и, бормоча что-то себе под нос, поплелась в свою комнату.

Не знаю, что они там делали так долго. Я слышала шепот за стеной и мамино тихое хихиканье. Хоть ребенка бы постеснялись. В смысле меня. Удивительно устроены мужчины. Пиус и бровью не повел, когда ему строила глазки наша красотка Каширских, а тут хихикает и шепчется со старой женщиной, которая не говорит ни на каком языке и к тому же пьет. А с другой стороны – куда ему деваться? Мамаша приперла его в комнате. Он раздет и болен. Он вынужден ее терпеть.

Я встала и пошла освобождать немецкого Пиуса от пут моей полуеврейской мамаши, но тут она как раз вышла из комнаты.

– Что вы там делали? – спросила я.

– Пиус читал мне сказку на немецком.

– Что?!

– Мы нашли на полке книгу на немецком, и я попросила его почитать.

– И как тебе?

– Прекрасно! Я подарила ему эту книгу.

– Эту книгу дедушка купил мне на блошином рынке!

– Прекрасно.

– И потом умер!

– Насколько я помню, это случилось не сразу после покупки. Я не видела, чтоб ты когда-нибудь ее читала.

– Ты тоже не читаешь книги, которые покупаешь!

– Ладно. Завтра я ее спрячу.

– ?

– И Пиус про нее забудет.

– Это неприлично, – сказала я, но мама уже пошлепала на кухню и что-то налила в стакан.

– Здрасьте-приехали! – сказала она спустя пару минут. – Обои отвалились.

Еще при папе мы много раз жалели, что убрали дверь на кухню. Когда я была маленькой, без двери было удобнее. Дверей, которыми я прищемляла пальцы, стало на одну меньше.

По мере моего взросления и распада папиного и маминого брака нехватка двери на кухню становилась все острее. Маме неудобно было в кухне общаться по телефону со своими поклонниками, потому что папа слышал разговор в большой комнате, где тоже не было двери. Утром папе неудобно было слушать музыку, когда он завтракал, потому что это раздражало маму, которая вставала после того, как он уходил. А если поздно вечером кто-то включал чайник и начинал громыхать посудой, то его ненавидели все.

В три часа ночи мама принялась двигать на кухне мебель и шуметь водой. Когда я вошла, то увидела ее на стремянке. Она стояла, покачиваясь, и держала в руке полосу бордовых обоев.

– Что ты делаешь?

– Решила обои подклеить.

– Ночью?

– Зато утром будет красота, – сказала мама и криво приложила полосу к стене.

– Прекрати!

– Лучше бы помогла.

– Не буду я тебе помогать!

– Другого ответа я и не ожидала, – мама села на стремянке и положила обоину, измазанную клеем, себе на колени.

– Ты Пиусу спать мешаешь! Завтра поклеим!

Мама закурила, демонстративно стряхнула пепел на обоину и важно произнесла:

– Никагда-а, слышишь? Ника-а-агда ничего не откладывай на завтра.

– Почему?

– Потому что жизнь пройдет… и всё… и не будет ни-иче-е-его…

Под тяжестью клея влажная обоина расползлась на ее колене.

– Мам, ты пьяная, – сказала я.

– Это пошло, девочка моя.

– Пошло быть пьяной и тупой.

– Что?!

– Ты вечно пытаешься учить меня жизни, когда выпьешь. Тебе кажется, ты говоришь что-то умное. Но это просто банально… Не откладывай на завтра, – зло передразнила я ее. – Не помню, чтоб хоть что-то ты сделала вовремя.

Не знаю, зачем я ей это сказала. Говорить с пьяными бесполезно. Они только злятся, а потом ничего не помнят.

Глаза мамы нехорошо сверкнули.

– Подойди ко мне, – она картинно поманила меня рукой.

Терпеть не могу эту ее пьяную манерность.

– Я спать пойду.

– Подойди! – сказала мама с интонацией Ивана Грозного и привстала на стремянке. Обоина, как поверженное тело, упала на пол. Стремянка опасно пошатнулась.

Не знаю, чем бы это закончилось, но тут Пиус появился в коридоре в одних трусах-боксерах, высокий и прекрасный, как олимпийский бог. Он быстро оценил обстановку и строго спросил:

– Was ist los?

Мы с мамой молчали.

– Du störst mir! Schnell alle ins Bett! – прибавил он, набирая уверенности в голосе.

– Вас ист дас? – нашлась мама.

– Schnell alle ins Bett! – громко повторил Пиус и пошел в туалет.

Удивительно, но мама его послушалась.

Похоже, дурацкие гомеопатические шарики, которые принимал Пиус, действовали. Проснулся он почти здоровый и ни за что не захотел оставаться дома. Настаивать после вчерашнего дурдома я не стала.

Завтрака не было. Продуктов в холодильнике тоже не было – Иоановна совершила ночью налет, я слышала, как она шуршала. Мама спала. Мы попили чаю и вышли из дома.

На улице было холодно, а если ты еще и не завтракал, то всегда мерзнешь сильнее. Пиус съежился в своей короткой курточке. И тут подъехал папа! На новенькой машине, с двумя пакетами горячего завтрака из «макдака»! Это называется «родительская интуиция». Только папа так умел. Мама же обладала родительской антиинтуицией. Она всегда делала то, чего я больше всего в данный момент боялась. Все-таки с отцом они были идеальной парой.

До звонка оставалось еще десять минут, все как раз тусовались у школы, и наше с Пиусом появление на черной шикарной тачке произвело фурор.

– О, ты его с папой уже познакомила! И когда у вас свадьба? – ехидно спросила Егорова.

– Идите на фиг, – сказала я.

– Идьите на фик, – повторил Пиус.

Девочки округлили глаза.

Вечером Иоановна рассказывала нам про столовое серебро, зарытое до революции где-то неподалеку. Эту историю я слышала и раньше. Теперь она обрастала новыми подробностями и плавно перетекла в инструкцию по сбору грибов.