Сто провальных идей нашего лета - Екатерина Геннадьевна Боярских

крест, поставленный в память протопопа Аввакума, и самого страшного в мире мозаичного Чебурашку, и самую сказочную библиотечную дверь. Узнали, что помимо официальных остановок существует ещё одна — «останови, голубчик, у моего синего палисада». Встретились с удивительной концепцией общепита: аккуратно заглядываешь в дверь кафе под названием «Кафе», а там — баба Маша.

— Чего пришли? — спрашивает она. — Мы с утра готовили, но всё уже съели. Ничего у нас нет. Идите отсюда.

Суслики скакали, жеребята паслись, чайки, похожие на пингвинов, смотрели не мигая, ветер срывал голову с плеч, дороги были бесконечны и пусты. Птицы, пересекавшие закатную солнечную дорожку на воде, на секунду становились невидимыми, а потом опять появлялись, и в небе были проёмы, сквозь которые можно было увидеть (хотя нельзя расшифровать), что делается за ним. И нигде мне так не хотелось уснуть, как здесь, в песках и маках, между водой и водой, среди шума и молчания, видеть сны, становиться невидимой, и пусть только холодный ветер обрисовывает мой контур.

Я никак не могла проснуться до конца, но и в сон уйти не получалось: всё время оказывалось, что это происходит на самом деле. Ни когда в магазине обнаружился пакет с продуктом, который назывался «камю-камю» (Альбер шуршал), ни когда мы смотрели на небо сквозь пустые окна пустой школы, ни когда жук-усач просил нашей дружбы, отказывался расставаться, читал стихи (ой, это, кажется, всё же был сон), ни когда старушка положила печенье в форме сердца в ладонь статуе кукушки, ни когда я увидела в художественной галерее в Иволгинском дацане картину человека, которого учила много лет назад...

А потом мы вселились в гостиницу и наше кунг-фу оказалось настолько совершенным, что мы сломали там крышку унитаза. Силой мысли. Вот она, мудрость веков: крышка унитаза, сломанная в нужном месте в нужное время, гораздо быстрее приведёт вас к долгожданному финансовому краху, чем подросток, постоянно покупающий мангу и комиксы. Не надо полумер. Ломайте сразу.

Элвис и лысина

Через два дня над Таёжным должна была прогреметь коммунарская мегавечеринка. А мы хотели греметь как артисты. Дашка играла Волдеморта — в венке ромашек, в платье с невидимыми слонами, Марта Снейпа, Агаша Дамблдора — в розовом халатике. Я — Люциуса Малфоя. Он как бы и не зло, просто давно не в адеквате. Зато он креативен! Знала бы заранее, насколько, — я б лучше сыграла Добби.

И вот за два дня до вечеринки я сразу из плацкарта попала в парикмахерскую. Там играла песня «Я хочу, чтоб мне стало всё равно до мурашек», но я же из плацкарта и знаков не чувствую. И вот под эту песню я говорю, буквально в мотив укладываясь: «Умоляю, поймите, мне не нужно короче, мне и так похвалиться, вы же видите, нечем». Тут женщина берёт машинку и выбривает мне сзади полголовы, прежде чем я успеваю опомниться. Выбривает, подчёркиваю. Просто выбривает. На вопрос, что происходит, она отвечает: «Очень аккуратно. Хотя вам, быть может, и непривычно». Я начинаю смеяться. Она, догадавшись, что что-то пошло не так, убедительно говорит: «Мне так жаль, что вы оказались не готовы, ну что ж, сейчас я бесплатно уложу оставшееся» — и сооружает мне над трагедией раннего облысения натурального Элвиса!

Я вышла из парикмахерской с бритой половиной башки, плохо замаскированной бескомпромиссным Элвисом. Альтернативный парикмахер смотрела на меня с испугом. Её смутил мой смех, он не прекращался уже минут двадцать. «Деньги завтра занесёте... а если не занесёте, ничего страшного», — задумчиво сказала она, а потом долго стояла на пороге и смотрела мне вслед. Элвис трепетал, остальное отражало солнце, воспламеняя уныние окружающей среды.

Через два дня над Таёжным должна была прогреметь вечеринка. Что ж, я буду достойна своих коллег по полупомосту-полунасесту, на который мы взойдём, чтобы творить искусство. Я буду жечь сердца всем арсеналом выразительных средств — глаголом, лысиной, Элвисом. Я, как говорится, хочу, чтоб мне стало всё равно до мурашек. До мурашек уже есть, осталось откуда-то взять всё равно.

Хаера, рога и уши

Из Бурятии мы приехали не с пустыми руками, а с накладными резиновыми эльфийскими ушами. Двумя парами ушей. Первую мы подарили Дашке. Она закрыла глаза, мы облагородили её облик, а потом подвели к зеркалу. Радость человека, обнаружившего на себе резиновые уши, не передать словами. Человек ощупывает происходящее и не может поверить, что судьба наградила его подругами-коммунарками, а коммунарки, в свою очередь, наградили ушами.

Приехали Сашки. Опасно близилась вечеринка в честь Сашкиного дня рождения, но мы не стали ждать и одарили её немедленно. Смысл дарения — те несколько секунд, когда человек получает то, что ему дарят. Его лицо, его удивление, его чувства. Если это есть — оно драгоценно, если нет — подарок не имеет смысла, надо пересмотреть концепцию. Надели на Сашку уши, с закрытыми глазами подвели к зеркалу, наблюдали реакцию. Сашка примерила уши на всю свою семью, включая Младенца Лушу и собаку-самурая.

...И вот, когда всё клубилось и бурлило, Сашки выгружали сумки продуктов и заготовки для торта, приятно звенел и побулькивал португальский портвейн, ребёнок и собака взывали к поглаживанию, кошка Харуки носилась по крыше, а гости уже сидели на веранде, я поняла: настал час. И просто сняла косынку.

В предыдущих сериях после столкновения с парикмахером-авангардистом я приобрела лёгкую лысину и нелёгкого Элвиса. С тех пор кое-что изменилось. Итогом распрямления Элвиса стал умеренный, даже консервативный ананас. А потом подросток покрасила его в синий. Я не протестовала. Подумала — у меня всё равно каникулы, в город не поеду, кто меня здесь увидит. Эту стрижку синим не испортишь, она уже испорчена дальше некуда. А так стольким людям столько радости! Дашка с Сашкой будут в ушах, я — в оригинальном цветовом решении.

Когда Марта меня красила, настораживало одно. То есть два. Во-первых, её выкрики «Какая ты синющая!», во вторых, её уточнения: «Да ты аватар! И шея синяя, и уши синие...» Когда я сняла косынку, случилась немая сцена, после которой все, не сговариваясь, начали повторять именно те слова, которые смущали меня ещё в момент окрашивания. Радовало тоже одно — надпись на тюбике: «Смывается после десяти помывок». Я ещё не знала тогда, что предстоит ананасу. Даже подумать не могла, что он будет линять до сентября и я пройду через тёмно-зелёный, бирюзовый, голубой периоды, оттенки петрушки, укропа, салата, малосольного огурчика и закончу цветом вылитой на голову зелёнки.

Тем