Плутон меняет знак - Елена Козлова
Плутон меняет знак читать книгу онлайн
В мире, где каждый шаг регламентирован и больше нет свободного искусства, бывший издатель Анастасия становится клиническим психологом. Ее собственная реальность зыбка и сюрреалистична: в ее квартире живут бывший муж и призрак матери, ее пациенты одержимы нетривиальными зависимостями, ее окружение придает астрологии вес критической рациональности. Но даже в условиях тотального контроля налаженная система однажды дает сбой – и не только потому, что Плутон меняет знак, а значит, все неизбежно придут к всеобщей трансформации, как обещают по телевизору.
Как нелепа старость. Неужели жалкая старушка была когда-то прямой, молодой, с красивой спиной в родинках. Собиралась на свидания, брызгала щиколотки духами.
Для кого
Для любителей современной прозы с непредсказуемым сюжетом, антиутопий, социальной сатиры.
В шлеме послышался треск, и виртуальный белый свет, из которого состоял восьмой уровень бытия, где болталось мое неприкаянное высшее Я, стал меркнуть. «К сожалению, на сайте технические неполадки. Вы сможете вернуться к медитации, как только неисправность будет устранена», – сообщил экран и окончательно погас.
– Мама, мы опаздываем. – Сын потянул меня за руку.
Я выпала из ритма мира, и мы поспешили к машине. Когда-то у нас была иномарка, но в прошлом году россиян обязали поменять свои глупые автомобили на отечественные ГАЗ-21. Белые. Ездим теперь на белой «Волге». Бесплатной. Хорошая машина! Морда – как живая. Коробка передач – механика. Ну что этот автомат, туда-сюда, никакой драмы. А тут едешь и автомобиль чувствуешь. Скорости переключаешь. Хозяин жизни. Хозяйка.
Особенно этот государственный жест призрак матери оценил. Был у матери поклонник в молодости, директор ресторана, вот он тоже на белой «Волге» ездил и ее возил. А потом мать предал – женился на колхознице. Мать-то из семьи работников торговли. Цену себе знала, лишнего не позволяла. И «Волгу» предал – купил «жигули», а затем «фольксваген». Но мать до самой смерти как «Волгу» белую видела, так про директора своего вспоминала – думала, это он за ней едет. Одумался, черт. Но он даже на похороны не приехал. Поэтому мать ему мстит – в зеркале заднего вида мерещится, теперь уже снова в «Волге». А чего мстить? Он же не знал, что она умерла. А мать говорит, что знал: она к нему лично явилась сразу после смерти и сообщила. Но он, наверное, ее не видел. Не все же видят.
– Куда собеседуешься? – спросил бывший муж, когда Валерий, повозившись с рюкзаком и мешком со сменкой, наконец вывалился из машины и сурово потопал в сторону школы – разведывать о главной ценности достойного гражданина.
– В рехаб. Центр лечения от зависимостей. Если возьмут, буду там работать психологом.
– Зря ты в психологи подалась.
– Почему?
– Ну посмотри на себя. Миллионов не зарабатываешь, ребенком не занимаешься. По семьеведению у него тройка. Живешь со мной и призраком мамаши в квартире с тараканами.
– Сапожник без сапог.
– Ладно, говори, куда везти. Отопления только добавь.
Я стала крутить круглую бежевую ручку печки на панели, но неожиданно включила дворники.
– Это не та. Дай я сам. Что бы ты без меня делала, Стасик.
⁂
Стоит отметить, что пробиться на собеседование в рехаб удалось не сразу: звезды никак не могли сойтись в нужной конфигурации, и директор клиники то и дело отменял встречу. Наконец выбрали первое ноября. То есть сегодня.
Центр находился в двадцати километрах от города и выглядел как обычный дом в коттеджном поселке. Стены его были отделаны черепаховой плиткой, имитирующей камень, и окружены добротным забором из кирпича.
– Забор так на даче и не сделали, – сокрушался Родион.
– Мы бы такой не потянули.
– Попроще можно.
– Родик, мы в разводе.
Благодарно чмокнув бывшего мужа в щеку, я вышла из белой «Волги» и, шурша нагретыми в машине ботинками по задубевшей от холода дорожке, подошла к деревянным воротам. В воротах обнаружила калитку и кнопочку звонка. Я нажала на нее замерзшим пальцем и стала ждать, что будет. Площадка перед входом в дом была вымощена мраморным плитняком. На некоторых фрагментах камня виднелись имена и даты. «Артемьев Федор Иванович, 1944–2019», – прочитала я. Наконец калитку открыл мужчина с глуповатой улыбкой на простом, как подушка, лице.
– А это памятники. У хозяина клиники свое производство, еще один бизнес. Это, – он ткнул пальцем под ноги, – брак. Не пропадать же добру.
Я согласилась, что добро – не та вещь, которой стоит пропадать, просочилась в калитку и представилась.
– Анастасия. Психолог. Приехала на собеседование.
– Алексей. Руководитель психологического отделения.
Не переставая улыбаться, он жестом пригласил меня внутрь. В нос ударил запах казармы. Я не была в казарме, но, наверное, пахнет там именно так – непромытым человеком и тухлым тряпьем. В коридоре стояли клетки с животными – хомяком с черными грустными глазками, задастой шиншиллой, настороженным хорьком и кем-то непонятным, свернувшимся калачом в куче опилок.
– Живой уголок, – пояснил мой проводник. – За домом у нас еще олень живет. Благородный. В вольере. Прикольный, только говна от него… Все для пациентов.
– И сколько у вас пациентов?
– По-разному. От двадцати до сорока человек. От сезона зависит. Осенью депрессии, к нам алкоголиков везут. Весной психические обостряются. С двойными диагнозами, ну вы знаете, это когда зависимость и шиза. Или биполярка. Но все под «галкой», безобидные. Летом, конечно, посвободнее: жизнь, птички поют, цветочки…
– А животных столько зачем?
– Ну как же. Животное, как и ребенок, – это ответственность. Зависимые заботятся о животных и прокачивают этот навык – брать на себя ответственность.
В холле первого этажа на продавленных диванах и в креслах, накрытых кусками ткани, сидели и полулежали зависимые. В руках у них были листы бумаги и ручки. При нашем появлении те, что полулежали, подобрались и сделали вдохновенные лица, как студенты на фото «Встреча президента России с первокурсниками университета имени Баумана».
– Реабилитанты. – Алексей царственным жестом обвел рукой пространство.
Реабилитанты без особого интереса посмотрели на моего спутника, с особым интересом – на меня и снова уткнулись в свои записи.
– Мы их так называем, – тихо добавил Алексей, пока мы поднимались по деревянной лестнице на второй этаж. – Не каждому приятно, когда тебя называют пациентом, не все считают себя больными. «Реабилитант» звучит солиднее и нейтральнее.
– А что они пишут?
– Гербы, – хмыкнул Алексей.
Наконец мы оказались в просторном кабинете. На одной стене висели сертификаты специалистов. На другой – правила центра, распорядок дня и графики. На третьей – открытые полки-ячейки, из которых торчали головки бритвенных станков. Посредине стоял претенциозный стол с вырезанными из дерева львиными мордами по углам и лапами вместо ножек. Алексей извинился и убежал «принимать жратву». Из-за стола вышел невысокого роста человек со лбом-гармошкой и протянул мне волосатую руку.
– Алим, директор центра, – сообщил он. – Наконец-то звезды сошлись! С этими госпрогнозами так сложно что-то планировать. С другой стороны, они уберегают нас от ошибок. Но сегодня новолуние – хороший день для начинаний. Вы – Анастасия? Расскажите о себе.
Я присела на обитый бархатом диван, цвет которого было сложно определить – настолько он был старый, поставила сумку рядом с собой и рассказала. Конечно, не про то, что живу с бывшим мужем и призраком мамаши, не занимаюсь ребенком и в квартире у меня тараканы, которых наслала Наташка Еремеева. Я поведала, что недавно получила второе высшее образование, психологическое, особенно уважаю когнитивно-поведенческую терапию и даже проходила практику в государственной программе бесплатной психологической помощи населению.
– То есть с зависимыми вы не работали?
– Нет.
– А чем вы занимались раньше?
Я вспомнила, что в прошлой жизни, которую помню плохо, я издавала книги. Художественную литературу, нон-фикшен, стихи молодых и талантливых авторов.
– А потом в стране запретили книги. Пришлось осваивать новую профессию. Клинического психолога. Популярное направление, актуальное, – уверенно закончила я.
– Да уж, – как-то грустно согласился Алим. – Хорошо, что вы выбрали помогающую профессию. Но, видите ли, Анастасия, у нас тут не только алкоголики и наркоманы. Время диктует свои условия. Спектр аддикций увеличился. Неординарных случаев все больше, и, признаться, мы сами не знаем, как работать с некоторыми пациентами.
В дверях показался тощий мужик в татуировках на хилых руках и в резиновых тапках. За ним маячил хмурый старик с коричневатыми мешками под глазами.
– Можно бритву взять? – робко спросил татуированный.
– Бери, но через десять минут чтоб была на месте.
Мужик суетливо подошел к ячейке, к которой была скотчем прилеплена бумажка с именем и первой буквой фамилии, схватил бритву и исчез.
– Это Антон О. Алкоголик. А мужик, который за ним стоял, – подселенец. Давно умерший алкаш Григорий. Антон его на кладбище случайно зацепил, когда обряд делал на конкурентов по работе. Ну и все, Григорий этот к нему подселился и продолжает через него бухать. Он безобидный, глаза, правда, страшные, голодные. Но это и понятно: Антоха у нас уже полгода, не употребляет, Григорию жрать нечего, вот он и грустит. Еще немного – и должен от него отвалиться.
– А что это за ячейки? – Я кивнула на полки.
– С личными вещами. Личные вещи, телефоны у нас при себе иметь нельзя, особенно бритвы, ножницы – все, что колет-режет. Многие пациенты, как я уже говорил, с двойными диагнозами. А это риск суицида. Да и обычные могут с собой что-то сделать или друг на друга кинуться. Были случаи…
