Плутон меняет знак - Елена Козлова

Елена Козлова

Плутон меняет знак

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Редактор: Аглая Топорова

Издатель: Павел Подкосов

Главный редактор: Татьяна Соловьёва

Руководитель проекта: Ирина Серёгина

Художественное оформление и макет: Юрий Буга

Корректоры: Ольга Смирнова, Юлия Сысоева

Bерстка: Андрей Фоминов

Фото на обложке: Branislav Rodman on Unsplash

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Е. Козлова, 2025

© Художественное оформление, макет. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025

⁂

Глава 1

Стасик

Господи, как дальше жить? Страшно-то как, как страшно. Вселенная бесконечна. Бездна. Умру когда-нибудь. Все умирают. Лучше об этом не думать. Сколько времени? Пять тридцать восемь. Вчерашняя старушка в магазине. Вся будто прозрачная. Лучше о ней поразмышлять. Не осталось почти старушки. Спина скрюченная, сумка дерматиновая, пальто в рубчик. Сколько лет ему? Тридцать? Или пятьдесят. Может, и не ее пальто, а от матери досталось… Такие пальто бабки еще в мое детство носили. Странно так, время идет, а старухи одинаковые. Или им выдают эти пальто в Пенсионном фонде? В сухой лапке зажат кошелек, скромные рыжие купюры и одна розовая, надежная. Пятитысячная. Старушка пергаментными пальцами перебирает бумажки, открывает кармашек с мелочью. Вытаскивает монеты, аккуратно кладет на пластиковый подносик для денег у кассы.

– Карта магазина есть? – равнодушно спрашивает кассирша.

Старушка прилежно достает карту магазина. В каждом ее движении – страх сделать что-то не так, щемящее, невыносимое одиночество. А смерть все не идет. Забыла про старушку. Зинка умерла. Лидка тоже. Иван Николаевич, царствие небесное. А она все никак.

Как нелепа старость. Неужели жалкая старушка была когда-то прямой, молодой, с красивой спиной в родинках. Собиралась на свидания, брызгала щиколотки духами. Зачем? Ну ясное дело зачем – ноги потом оказываются у кавалера на плечах. Это я как-то разговор двух старух подслушала. Надо будет тоже побрызгать.

Дети, наверное, у бабки этой есть. Или нет. Впрочем, какая теперь разница, когда старое пальто, рубчик и монетки. Что в голове у стариков? Нужен ли им кто-то? А может быть, им нормально? А мне кто-то нужен? Я себе нужна? Неужели я тоже стану бабкой? Страшно как это. Невыносимо. Вены на лбу вылезут. Вонять начну. Как на пенсии на пенсию жить буду? Надо деньги начать откладывать. Прямо сегодня. Десять процентов с каждого перевода на карту. А Валерику сказать – если я вдруг надену в старости такое пальто, пусть меня в дурдом сразу отправляет. А если возьмет и сдаст? Умру в дурдоме. А квартира кому достанется? Хорошая квартира, в высотке сталинской. Дедова еще. Надо завещание написать.

– Бах!

Сын задел рукой подносик, и тот свалился на плиточный пол.

Кассирша охает, нагибается за подносиком, отряхивает его и с тревогой рассматривает.

– Лапка отвалилась, – с ужасом в голосе говорит кассирша. – У него лапка отвалилась. Надо лапку найти.

Мы внимательно осматриваем пол. Лапку не видно. А как ее разглядишь – лапка прозрачная. Как старушка.

– А дома у себя ты тоже все роняешь?! – набрасывается на сына кассирша.

Дома сын ничего не роняет. У нас и ронять особо нечего. Он в телефоне целыми днями сидит. А вдруг игроманом вырастет? Или разжиреет, потому что в телефоне он сидит, вернее, лежит на диване. Всю субботу и воскресенье. Вечерами тоже. Надо его кружками окружить. Записать, может быть, на гимнастику. Нет, гимнастика же теперь только для девочек – пришло письмо от «Госчелобита». Про важность гендерной идентификации. Государство берет на себя ответственность. И за мальчиков, и за девочек. Мальчики – защитники. Девочки – хозяйки. Тогда на столярное дело. Пусть ружья там выстругивает. Руки хорошие всегда в жизни пригодятся. Мебель будет делать своими руками. Или игрушки деткам своим. И внукам можно. Из сосны. А по семьеведению у него трояк. Зачем я вообще родила? Жила бы себе, ну смотрели бы на меня как на ущербную, налог бы, правда, на бездетность платила. Сорок тысяч рублей. Но хоть с ума бы не сходила от тревоги этой за него.

А кассирша расплакалась. Из-за лапки. Или не из-за лапки. Может, с парнем рассталась. Или похудеть не получается – сидит за кассой своей, грудь, живот, как гусеница. Или из детства что-то вспомнила про лапку.

Мне папа как-то попугая подарил говорящего. Не живого, игрушечного. Папа с нами не жил, иногда только приходил. И однажды явился с попугаем. А он как живой – мягкий, клюв открывает и за тобой все слова повторяет: внутри диктофончик. Я ему и «попка-дурак», и «пусть бегут неуклюже», и слова всякие не очень приличные, пока папа не слышит, – попугай крыльями бирюзовыми машет и кричит гнусаво, умора просто. Весь день с ним развлекались, а вечером папа уехал. И мама попугая разбила об пол. Больше он не кричал. Лапка у него тогда тоже отвалилась…

Я не помню, когда начала просыпаться ровно в пять тридцать восемь утра. От тревожных мыслей и ощущения, что мне не хватает воздуха. Может быть, год назад. Или два. Да, у психиатра была. Жаловалась, что выбивает из сна разной дурью. А он говорит, что вы мне тут жалуетесь. У меня полстраны таких. А то, что ровно в пять тридцать восемь просыпаетесь, – это вам предки что-то хотят сказать. Вы печенье испеките и на могилу к ним отнесите. Или просто конфет. «Мишек на Севере». Или какие они там любили. Вскоре предки во сне придут и скажут, чего им надо. Выписал все же антидепрессанты. Трициклического действия. А я от них потеряла все чувства. Будто отморозилась. И бросила на фиг. Уж лучше чувствовать, пусть ужас, но живой быть, не мертвой.

А мысли… надо просто дать им быть в твоей голове. А еще лучше – встать. Как только встаешь с кровати, утренний кошмар отступает. И я встаю.

Все спят. Темно еще. Ноябрь. Первое число. Новолуние. Судьбоносное, как по телевизору говорят. Вроде бы должно быть слышно, как свежий снег отскребают лопатой и стучат ею о ледяную пустую землю. Но снега нет. Только асфальт в окурках. И предрассветная зыбь. У соседа наверху слышны звуки гонга. Значит, шесть утра. Значит, уже медитирует. Сука.

Надо и мне присоединиться. Гонга у меня нет, но есть шлем. Иммерсивный. Надеваешь на голову, кнопочку на пульте нажимаешь – и оказываешься где захочешь. Выбор огромный – водопады, горные вершины, есть даже воздушный шар. Смотришь вниз – и видишь землю от края до края.

– Дон, дон, – стучит сосед.

Утренняя медитация – обязательный ритуал для всех без исключения граждан нашей страны, достигших восемнадцатилетнего возраста. Ведущие ученые, эзотерики и айтишники разработали удобную платформу, народ не нарадуется. Заходишь на «Госчелобит», выбираешь практику – от нервов или на деньги или просто чтобы тебя любили, влезаешь в шлем и визуализируешь все что хочешь. Наташка Еремеева сиськи новые визуализирует. А мне с собой бы разобраться. Соединиться как-то. Шлемы бесплатные, по госпрограмме выдают. Пропускать утреннюю медитацию нельзя, иначе так и будешь вариться в вязкой тревоге. А стране нужны морально крепкие, довольные жизнью люди. Как из рекламы ипотеки. А не унылые психи вроде меня. Или кассирши. Интересно, а бабка вчерашняя по утрам медитирует? Намедитировала бы себе новое пальто. Или деда. А то ходит, горбится, мелочь считает.

Я