Все их деньги - Анна Теплицкая

согласился Президент. – Если ты так поступишь – это будет невероятно сложное, но достойное решение, и мы тебя в нём поддержим. Но есть ещё кое-что, Михаил Михайлович, расскажи.

Михеич весь подобрался и важно загудел:

– Мы не обвиняем тебя, я бы и сам по молодости, по глупости, поступил бы так, как ты, но вот ты снял с отцовского счёта деньги после того, как он умер. На что ты рассчитывал?

Ого, этого я не ожидал. Смачные козыри у Президента с Михеичем! Я уставился на мальчика, он молчал, а Михеич говорил:

– Это уголовщина. Причём нехило так можно залететь, кража-то в особо крупном размере.

– Так это же папа мой… Он мне сам дал все пароли, честное слово!

– Мы верим, – сказал Президент. – Только это совершенно неважно. Ты должен был официально вступить в наследство, а сейчас это всё превратилось в большую проблему.

– Что мне делать? Что-то ведь можно сделать? Я же не могу идти в тюрьму… мама останется совсем одна, она и так уже без отца! Это её убьет.

– Не можешь, – согласился Бульд. – Поэтому у нас есть для тебя обоюдовыгодное решение: мы выкупаем твою долю и отмазываем тебя от статьи – больше никаких проблем с законом! Получишь деньги, много денег, будешь вкладывать их на своё усмотрение, сам себе хозяин: захочешь – начнёшь собственное дело, захочешь – положишь в банк под проценты. Это будут не наши общие деньги, они будут твои собственные. Если спросишь меня, то я считаю, что для тебя это идеальный вариант.

– Вы тоже так думаете, Антон Павлович? – неожиданно обратился ко мне Боря.

– В принципе, да, – сказал я, и это прозвучало с самоубийственным сладострастием.

Мы были приветливы и вежливы, но при этом он наверняка чувствовал, что за показным равнодушием и отстранённостью скрывалось стремление побыстрее выдавить его из этого кабинета, из нашей Компании. Я вспоминал, как Бёрн брал Борьку к себе на работу, и он с огромным интересом наблюдал, как тут всё работает. Ему хотелось всё знать!

– На самом деле я принял решение, ещё до того, как сюда пришёл, – сказал Боря.

Президент вопросительно посмотрел на него, но я-то знал, что он тоже уже давно всё понял.

– Нам сложно будет найти общий язык, – продолжил Боря. – Мы из разных поколений, я всегда буду чувствовать себя здесь лишним. Всё, что касается папы, для меня сложно, я не всегда его понимал, не всегда знал, о чём он думает… Поэтому, как вы и сказали, нам лучше разойтись.

Пелена слёз, видно, что ему больно, что ему тяжело.

– Я сделаю так, как вы меня просите, и буду вам благодарен.

«Боже, он совсем не глуп», – поразился я.

– Спасибо тебе, – сказал Президент. – Тогда решено. Я приглашу юристов на следующий понедельник, мы подпишем бумаги. Тебе точно не надо ещё раз обсудить это с матерью?

– Нет, она уже поддержала меня.

Боря встал и пожал всем нам руки. Будет ли у него чувство, что он обокраден, обделён? Поймёт ли он, что мы в очередной раз воспользовались ситуацией? Будет ли об этом думать?

У двери мальчик обернулся:

– Совсем забыл. Я нашёл в папином кабинете это. – Он протянул Президенту потрёпанный блокнот в чёрной кожаной обложке.

– Его дневник, записи из жизни. Я пролистал, но, думаю, вам будет интереснее.

– Спасибо.

Президент бережно взял блокнот.

– Он даже не сопротивлялся, – сказал Бульд после того, как Боря ушёл.

Глава четырнадцатая [1991. ИЗ ДНЕВНИКА БЁРНА: Запись про то, как полезно смотреть телевизор]

– Парни, началось!

Старый бросил карты и резво вскочил со стула, Бульд красноречиво взглянул на меня, и мы втроём перешли из кухни в гостиную. Там уже в кресле перед телевизором сидел Егор. На экране по красной ковровой дорожке под торжественные звуки труб поднимался на сцену Борис Николаевич Ельцин в синем костюме и красном галстуке.

– Ну, чисто пионер, – восхитился Бульд.

– Он и есть пионер, – ответил Егор. – Ему предстоит строить новую страну.

«Граждане Российской Федерации, клянусь, при осуществлении полномочий Президента Российской Советской Федеративной Социалистической республики, соблюдать конституцию и законы РСФСР, – доносился из динамика зычный голос, – …и добросовестно выполнять возложенные на меня народом обязанности».

– А мне всегда Ельцин нравился, – зевнув, сказал я. – Хотя на самом деле всё равно кто, лишь бы не коммунисты.

– Есть такая старая московская традиция – за всю страну решать, кого ей в президенты, – сказал Классик.

– Да уж.

– А он вообще откуда, московский?

– Да нет, откуда-то с Урала.

– Смотри, а Горбачёв со Ставропольского края, – заметил Бульд. – Из глубинки лезут все в номенклатуру.

– Слышали анекдот про Михаила Сергеевича? Типа он приехал в Ленинград, шутит: ну, как живёте, товарищи? – Хорошо живём, – шутят в ответ колхозники, – засмеялся Старый, но никто юмора не оценил.

Бульд продолжал гнуть своё:

– Амбиций, похоже, у них больше. Ни при коммуняках, ни при новой власти, смотрите, питерских и московских особо не видно.

– Да, да, – с расстановкой ответил Классик. – Что коменданты в общаге, что старосты групп… Все понаехали.

– Ну, нас-то политика особо не интересует, главное, стать богатыми. А если станем, то и политиков ручных будем иметь, – сказал Бульд. – Помнишь, как в «Крёстном отце»?

– Ага… – Старый не помнил, но добавил. – Теперь будем зарабатывать. У меня хорошие отношения с замом Собчака.

Я решил их подколоть:

– Не хотел бы я жить в стране, которой вы будете управлять.

– Чего это? – одновременно вскинулись Бульд и Старый. – Ты бы жил в шоколаде!

Я смотрел на нас и думал, неужели мы когда-то изменимся? Понятное дело, уйдёт румянец со щёк Бульда, мои кучерявые волосы поседеют и поредеют, возможно, даже мускулистые руки Михеича усохнут, но других изменений попросту не может быть. Мы навечно останемся друзьями, готовыми прийти друг к другу на помощь, умными и весёлыми, самыми лучшими.

А Ельцин тем временем продолжал: «Достойная жизнь не даруется свыше и не наступает сама собой. К ней невозможно прийти, построившись в колонны и слепо выполняя приказы сверху».