Расплата - Вакиф Нуруллович Нуруллин

В министерстве его объяснений по вопросу о выполнении плана во внимание не приняли. Там разговаривали жестко: «Почему вы, Фалах Мухаметович, снизили темпы?» Не предприятие, у которого, слава богу, еще и директор есть, а он, Фалах, снизил темпы! Вот так. И вообще, как может поддерживать производственную дисциплину человек, сам не дисциплинированный, чему пример его опоздание? И есть ли вообще у товарища Мухаметова желание работать на данной должности надлежащим образом?

Так с Фалахом в министерстве никогда не разговаривали, он был уважаемым представителем своего автохозяйства, числился перспективным специалистом. Его опоздание было, очевидно, воспринято, как зазнайство, поэтому ему и всыпали, что называется, по первое число, никаких оправданий для него не было.

Раздосадованный и на себя, и на Гасиму, он вернулся в автохозяйство уже к концу рабочего дня и с ужасом обнаружил, что его машина так и не появилась. Он не знал, что и думать, и напряженно всматривался в окно. Машины не было.

Фалах уже собрался уходить, когда в половине седьмого вернулась его «Волга».

У всех начальников, осознающих свое положение как нечто обязывающее соблюдать определенный никем не записанный ритуал, есть правило — не ждать шофера у выхода. Фалах снял плащ и сел за стол с деловым видом, будто ничего не случилось.

Неожиданно дверь широко распахнулась, и все тучи, что целый день собирались над головой Фалаха, мгновенно развеялись от одной улыбки Гасимы.

— Я так боялась, что вы уже ушли. — Гасима слегка запыхалась. — Жарко как!

Она расстегнула пуговицы модного летнего пальто, свободно, точно у себя дома, взяла со стола чистый лист бумаги и стала обмахивать им раскрасневшееся лицо. На Гасиме был черный батник с орхидеями; белые брюки в обтяжку напоминали белую фарфоровую вазу для цветов, и была она словно яркий букет в белоснежной вазе. Трудно было отвести взгляд от Гасимы, так она была хороша. Фалах сначала растерялся от ее бесцеремонности, хотя ему было приятно, что она так ведет себя, считая его, Фалаха, настолько своим человеком, что в его кабинет она может войти запросто, даже без стука. А Гасима, не дав Фалаху опомниться, уже щебетала:

— Фалах Мухаметович, если можно, не сердитесь, пожалуйста, вы же знаете, какие у нас в ателье порядки — ушла куда-то закройщица, а мне так срочно нужно для сцены платье, что пришлось ждать. Вы простите меня? — И Гасима кончиками губ поцеловала Фалаха. У Фалаха закружилась голова — и от ее беззаботного поцелуя, и от тонкого запаха духов, и от ее близости. Гнев, который бушевал в нем за несколько секунд до этого, остыл. Он снова был готов, не раздумывая, выполнить любое ее желание. А Гасима уже, удобно расположившись в кресле по другую сторону стола с видом серьезного посетителя, смотрела в глаза Фалаху.

— Фалах Мухаметович, могу ли я задать вам один вопрос?

— Сколько угодно, Гасима-ханум, хоть тысячу.

— Спасибо, я это учту на будущее, а сейчас у меня только один маленький вопрос, я уже боюсь сказать — просьба: не могли бы вы уделить мне сегодня два часа?

— Два часа? — переспросил Фалах. — И что же мне предлагается делать в эти два часа?

— В общем, ничего, просто составить мне компанию — у меня две контрамарки в оперный театр на первый концерт зарубежных артистов эстрады. Одну я взяла для вас. Ну как?

— Благодарю вас, Гасима-ханум, это прекрасно — и концерт, и ваша компания. Но мне еще надо взять дочку из яслей…

— Охо-хо, нелегко же вам приходится, — насмешливо протянула Гасима, — и дрова рубить, и печь топить, и корову доить, и за дитем следить. Да мужчина вы, Фалах Мухаметович, или нет? Извините, но я вас приняла за настоящего мужчину, который может распоряжаться своим временем. Или вы привыкли все делать только с разрешения жены или даже райкома партии? Ну, смотрите сами, если не можете. А может быть, не хотите?

Самолюбие Фалаха стоило только задеть. «Дурак я, — засверлила мысль, — мне приносят контрамарку на концерт, куда билеты не достать, и кто приносит? Женщина, поговорить с которой многие бы сочли за честь, а я еще кочевряжусь».

— Ну что вы, Гасима-ханум, мне дорого ваше внимание. Когда начало концерта? — в голосе Фалаха зазвучала заинтересованность. — Не опоздаем?

— Начало ровно в семь, так что если сейчас выедем, не опоздаем.

— Маленькое но…

— Все-таки «но»?

— Дочку из яслей надо взять.

— Позвоните Розе, думаю, ничего не будет страшного, если она заберет девочку.

Фалах посмотрел на часы. До семи оставалось двадцать минут.

— Роза уже ушла с работы.

— А шофер знает вашу дочку? — нашла выход Гасима.

— Конечно.

— Пусть он возьмет девочку и отвезет домой, — тут же нашлась Гасима. — Кстати, он может держать язык за зубами?

— А что?

— Ну, догадается ли он деликатно объяснить Розе, в чем дело?

— Ах, вот вы о чем. Я сам скажу ему, что передать.

— Вот и хорошо! Пошли…

Хакимжан-абый всем видом своим выразил явное недовольство, когда подошли Фалах с Гасимой, а когда Гасима нырнула в машину, чуть не сплюнул с досады и вопрошающе посмотрел на Фалаха. Фалах сделал вид, что не понял, в каком настроении его водитель, а Хакимжан-абый, демонстративно не глядя на Гасиму, счел нужным уточнить:

— Как всегда в детский сад? За Розалией?

— Нет, дружище, — стараясь держаться уверенно и спокойно, сказал Фалах. — Сначала мы поедем к оперному театру, ты нас высадишь, и я попрошу тебя самому заехать за Розалией и отвезти ее домой.

— А что, Фалах Мухаметович, сегодня в театре совещание? — в голосе Хакимжана слышалась ирония. Фалах уважительно относился к своему шоферу, с ним интересно было поговорить. Но когда в машине ехал кто-нибудь еще, Хакимжан-абый обычно рта не раскрывал, если к нему не обращались. Своим вопросом он дал Фалаху знать, что все понимает и не одобряет его, Фалаха, расположения к этой настырной особе. На вопрос шофера Фалах ничего не ответил, а когда, высаживая Гасиму и Фалаха у театра, Хакимжан спросил, что же сказать Розе, он сказал с раздражением:

— Я — на совещании. Пусть раньше одиннадцати не ждет.

Хакимжан-абый, не попрощавшись, хлопнул сердито дверцей, и машина скрылась за углом.

— Он, конечно, приедет за нами? — Гасима широко раскрытыми глазами смотрела на Фалаха.

— Нет, Гасима-ханум, он за нами не приедет. Он и так задержался сегодня больше положенного. Рабочий день у него заканчивается в шесть, сейчас уже почти семь,