Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

В среду вечером, после того, как они бурно помирились в очередной раз, Дэн предложил Крис поехать в Новосибирск вместе с ним. Она посмотрела на него как на идиота, захохотала и ударила по плечу. Плохая идея.

У нее своих забот хватает. Она поет в группе, которая без нее – всего лишь четверо мужиков-неудачников. Скажи она им: все, идите, я вас отпускаю, занимайтесь, чем хотите, – что они предпримут? Первым делом напьются, это святое. Потом соберутся с бодуна и начнут пилить какой-нибудь трэш-метал. Им только волю дай, сразу волосы распускают и крутят ими с диким ревом. Она за них, может быть, ответственность чувствует. И ему, Дэну, кстати, неплохо бы этому поучиться. Какой смысл в его эскапизме? От чего он бежит? Или, может быть, лучше спросить – от кого? Да, она заставила бедного, талантливого и глупого юношу Лёху отговорить Дэна, что с того? Попросила по-товарищески пообщаться, указать на возможные последствия. Что в этом плохого? Почему Дэн даже говорить об этом не хочет? Разве не должен он чувствовать ответственность за судьбу проекта?

Сидит, отвернувшись, пялится в темное окно. На какую сторону света оно, кстати, выходит? Наверняка на восток. Дэн, как тот китобой, сидит, тоскуя, на промерзшем берегу северного моря и пялится на волны, сливающиеся с серым промозглым небом. Не видать ли горбатую серую спину?

И с какой стати ей ждать его? Она что – жена декабриста? Ей скоро двадцать пять. Еще несколько лет – и все, конец.

– На сколько ты проплатил аренду квартиры?! – Крис потрясла его за плечо. – А почему не на год? Ты правда собираешься торчать там три месяца? А я должна тебя ждать? Да за кого ты меня принимаешь?

Она все говорила и говорила. То переходила на шепот, то срывалась на крик. Он сидел на краешке кровати, а она скатывалась к нему по законам физики и геометрии, а также по законам любви человеческой, а он все смотрел в это дурацкое, все в разводах, мутное окно.

Крис пошевелила пальцами ног. Как шевелил он. Посмотрела на Дэна. Хотела сурово, но он такая лапа. Красивый, как Аполлон. Нет, лучше. Как испанский пират с тяжелой серебряной серьгой в левом ухе, с умопомрачительной татуировкой на плече – кричащий викинг с развевающимися длинными волосами и надписью готическим шрифтом «Победа или Вальгалла». Божечки, ну как в такого не влюбиться? Хотела его ругать и бить кулаками, чтобы сделать ему так же больно, как невыносимо больно ей все эти дни после Бурденко. Но вместо этого обняла и вдохнула его аромат.

***

А Дэн думал о доме и о доме. О том, что зовет его в дорогу, и о том, что оставляет. Не стоило все же говорить Крис, что оплатил квартиру сразу на три месяца вперед. Лишнее. Хотел, чтобы она ждала его здесь. Глупо. Если честно, он плохо представлял, сколько там пробудет и что будет делать. Приедет и спросит у матери: «Мама, зачем ты пыталась убить меня?» Она ему ответит: «Глупая я была, сынок. Как вспомню, так белугой реву. А теперь вот мучаюсь – простишь ли ты меня?» Заплачет и кинется ему на грудь. А что он? Обнимет. Может, поплачет вместе с ней. Или не простит. Оттолкнет, хлопнет дверью.

Но только что от этого изменится? Как все это повлияет на его жизнь? Дом его давно здесь, в Москве. И работа. Девушка любимая, вот она – вцепилась в него тонкими ручками, украшенными татуировками. Да, она сильная и независимая. Песни поет про эмансипацию, про глупых грубых мужиков, а все равно хочет тепла. И не от первого встречного. Любит его. И работа здесь. Поначалу казалось странным приезжать в Москву из командировок и, когда шасси с визгом встречается с бетоном, ловить себя на мысли: ну вот я и дома! Потом привык: «Моя Москва. Я – москвич».

Любил Дэн и свою работу, пусть и мечтал, особенно в последний год, уволиться к чертовой матери. Потому что было еще одно, то, что для него важнее всего на свете. Больше карьеры и радостей, которые несет его профессия: его песни и группа «Атолл Бикини». Четыре случайных музыканта. Сырое, как тесто в кадушке, начало. Он тогда переживал, ругался, нервничал. Но сдвинулось же. Зазвучали песни. Уже три демо записали! Можно продвигать. И есть на что. Или, по крайней мере, было…

Дэн уже три года копил. Вносил на банковский счет и радовался, видя, как он растет, потому что знал: это его будущее. Много накопил. Или мало? В любом случае у него и половины не осталось. А теперь еще эта поездка. Которая началась, как только врачи увидели иглу на снимке его мозга.

Что ж. Завтра суббота. Он, наконец, задаст вопрос.

А Крис все-таки ушла. И он ее не остановил.

Глава 13

Сказать «до свидания» иногда тяжелее, чем «прощай». Особенно если того, кому адресованы эти слова, нет рядом.

С утра все виделось по-другому. Дэн чувствовал себя последним подонком. Быстро собрался, уткнулся лбом в холодное окно. Вздрогнул, когда телефон пропищал сообщением. Подъехало такси.

Взял рюкзак и вышел, хлопнув дверью. Замок возмущенно щелкнул, по ногам просвистел холодок сквозняка. Дэн не спеша спустился по лестнице, рассматривая надписи на стенах, замечая пустые бутылки, мелкий мусор на полу, все то, без чего и не представишь обычный московский подъезд. Уезжать не хотелось.

На площадке между пятым и четвертым этажом кто-то выставил ненужную после ремонта мебель. Потрепанное бордовое кресло и торшер с пожелтевшим от времени колпаком занимали большую часть площадки, мешая проходу. Дэн загадал, что, когда приедет, они все еще будут здесь, и протиснулся мимо. Внизу по привычке проверил почтовый ящик. Вытащил ворох листовок и бросил в специально для этого предназначенную коробку. На улице рассвело. В этот ранний час только щебет птиц на голых деревьях да отдаленный шум машин с Ленинского проспекта указывали на то, что город еще жив. Но пройдет пара часов, и из сильно переоцененных квартир вылезут заспанные москвичи, движимые кто голодом, а кто похмельем. И зашумит столица.

Машина с шашечками на борту стояла прямо у подъезда. Водителя не отпугнули ни бетонные цветники, затейливо расставленные как раз для того, чтобы такие, как он, тут не ездили, ни перспектива объезжать