И все небо для нас - Юлия Лим

подумала, что я помогал маме возиться с садом, а потом поощрял себя угощением? Ну, с последним ты не прогадала, а вот помогать я не торопился. Разбрасывал яблоки по участку. Думал, что это мама виновата в папином уходе, и таким образом вымещал злость.

Иногда бил кружки в кухне, проливал напитки на пол и ходил по ним, растаскивая грязь по дому. Мама ничего не говорила, просто убирала раз за разом. Это злило меня еще больше, и однажды я зашел в ее комнату. На столе я нашел ее дизайнерские проекты. Я знал, что она долго работала над ними, не раз репетировала речь и что ее ждало повышение на работе. И тогда я смял все ватманы, какие нашел, и унес их в сад. Сунул их в бочку с водой для полива и ушел. Меня не мучила совесть, потому что виноватым я себя не считал. Мама не сразу заметила пропажу проектов, а когда обнаружила в бочке размоченную бумагу, позвала меня и попросила объясниться.

Я пришел, но вместо того, чтобы сказать правду, ляпнул: «Твои дизайны такие уродские, прямо как ты». Она достала ватманы и пошла в дом. Я брел за ней, довольный своей маленькой победой. На пороге мама обернулась и с сожалением сказала: «Я надеялась, что мой сын никогда мне не навредит. Видимо, я ошибалась».

Она закрыла передо мной дверь на ключ. Сначала я подумал, что она впустит меня через пару часов. Когда мне надоело гулять, ни входная, ни задняя двери не открывались. Я попробовал залезть через окна, но и они не поддавались.

Ночью я стоял под яблоней, дрожа от холода, и смотрел, как мама пьет чай в кухне. Она не задвинула шторы, чтобы я ее видел, но ни разу не взглянула в мою сторону, как будто меня просто не существовало.

Мне стало страшно. Я испугался, что она откажется от меня и передаст в детский дом или другую семью. Я подбежал к двери и замолотил по ней кулаками, зовя маму. Когда у меня закончились силы, она открыла дверь. «Прости, мамочка, я так больше не буду», – пообещал я. «Ты понимаешь, почему я так сделала, Гордей?» Я покачал головой. «Теперь мы живем вдвоем, и хочешь ты этого или нет, но мы – всё, что осталось от нашей семьи. У тебя нет бабушек и дедушек, нет отца, – ее голос дрогнул. – Никто, кроме меня, тебя не защитит. И если ты будешь меня обижать, мне придется отдать тебя кому-то другому. Ты этого хочешь?» – «Конечно, нет, мамочка!» – Я сложил ладони в молящем жесте и переступил с ноги на ногу. «Обними меня, и я все тебе прощу», – она раскинула руки, и я ринулся к ней в объятия. «Прости, мамочка, я так больше не буду», – пообещал я.

«Ты понимаешь, почему я так сделала, Гордей?»

Я покачал головой.

«Теперь мы живем вдвоем, и хочешь ты этого или нет, но мы – всё, что осталось от нашей семьи. У тебя нет бабушек и дедушек, нет отца, – ее голос дрогнул. – Никто, кроме меня, тебя не защитит. И если ты будешь меня обижать, мне придется отдать тебя кому-то другому. Ты этого хочешь?»

«Конечно, нет, мамочка!» – я сложил ладони в молящем жесте и переступил с ноги на ногу.

«Обними меня, и я все тебе прощу», – она раскинула руки, и я ринулся к ней в объятия.

* * *

– И что, сейчас у тебя нет никакого страха перед приютами?

– Я уже большой мальчик, – усмехается Гордей. – Кроме того, с тех пор я не извожу маму и ей со мной хорошо. Вернее, нам обоим хорошо друг с другом.

– А ты, оказывается, пакостник.

– У всех бывают черные дни. Папа был для меня примером, я равнялся на него. Однажды я играл на заднем дворе и услышал, как хлопнула входная дверь. Я выбежал к воротам, чтобы проверить, все ли в порядке. Взъерошенный папа кричал маме, что больше никогда не хочет видеть «ни ее, ни ее выродка». Я позвал папу, а он, не оглянувшись, сел в машину и уехал. Все, что я увидел на прощание, – его раскрасневшееся лицо и широкую спину. И грязь из-под колес его автомобиля, прилетевшую мне в лицо, когда он газанул со всей силы…

– Ой…

Гордей так откровенен со мной, хотя мы знакомы совсем недолго. Как-то неловко.

– Я знаю, о чем ты думаешь, но моя мама меня не нагуляла. Просто… для отца это был предлог бросить семью, повесив на маму долги. В день, когда я утопил ее работы, она ждала повышения. Так вышло, что повысили другого сотрудника, и ее проекты все равно бы не пригодились. Но мама так просто не сдалась и открыла свое дело. Угадаешь, кто ей с этим помог? – Гордей пытливо смотрит на меня.

– Тихон? – предполагаю я.

Он кивает.

– Да ну, правда?

– Ага. Мама открывала дело сама, но начинать с нуля сложно. Нужно создать портфолио, добросовестно и качественно выполнить первые заказы, чтобы клиенты запустили сарафанное радио. Чтобы бизнес начал расцветать, в него нужно вложить немалые средства прежде, чем он принесет прибыль. Я тогда мало что понимал в происходящем, поэтому просто оставлял маму одну.

Однажды она пришла домой, взяла меня за руку и куда-то повела. Я испуганно поинтересовался, не собирается ли и она меня бросить? Мама рассмеялась и сказала, что хочет познакомить кое с кем. Так мы встретились с Тихоном. Тогда у него еще не было татуировок на руках.

– О! Ты знаешь, как они появились?

– Конечно, знаю. Но обо всем по порядку, ладно?

– Ладно. Только не забудь рассказать про тату!

Гордей складывает пальцы символом «ок» и продолжает:

– Предположи, что удивило меня больше всего в твоем дяде.

– М-м, борода?

– Холодно.

– Его дом?

– Очень холодно.

– Блин… – Морщусь, придумывая вариант поинтереснее. – Не знаю! Нестандартное мышление?

– Сдаешься?

– Да. Говори уже.

– Он был моим учителем. Ну, не только моим, конечно.

У меня отваливается челюсть, но я быстро закрываю рот. Дядя – учитель?

– А какой предмет он вел?

– ИЗО.

– Ого… А как же тогда ему разрешили работать в школе с татуировками?

– Не торопи события. – Гордей улыбается и качает головой, глядя на меня с прищуром. – Папа был бизнесменом, а Тихон учителем. Понимаешь? Совсем разные уровни. У меня тогда привычное мироощущение не складывалось с новыми фактами.

– Никогда бы не подумала, что твоя мама была домохозяйкой.

– В жизни и не такое бывает. – Гордей чешет бровь.

Становится смешно, но я не смеюсь. Он,