Люди, которых нет на карте - Евфросиния Игоревна Капустина

Она знает, что у её мамы день рождения завтра. Маме исполнится восемнадцать лет. А у папы день рождения был два месяца назад. Ему тоже исполнилось восемнадцать в этом году.

Пока Эмили бегает вокруг клиники за кошкой, расспрашиваю сорокалетнюю бабушку.

– Получается, её мама в тринадцать забеременела?

– Да, примерно так. У нас часто такое бывает, почти в каждой семье.

– Но почему так рано?

– Наверное, потому, что всё видно в домах, нет отдельных комнат для детей и взрослых.

В этой рыбацкой деревне на берегу Тихого океана нет ни одного устойчивого дома. Ветки деревьев воткнуты в землю, и между ними натянуты плёнки или же простыни. Внутри домов побогаче можно найти стол и пластиковые стулья разных размеров. Внутри самых бедных домов – только гамаки и несколько тряпок для сидения.

Под этими хлопающими на ветру полотнами зачинаются, рождаются, живут и умирают люди, сбежавшие от чего-то очень страшного.

Бабушка с мамой Эмили приехали сюда девять лет назад. Откуда – не говорит категорически. Но рассказывает, что там, в прежней жизни, было ещё хуже.

– Там мы с дочкой, бывало, по три дня не ели. А здесь её муж рыбу почти каждый день приносит, редко без улова возвращается. И внучка вырастет, ничего.

Обнимает набегавшуюся по солнцу Эмили. Приглашает меня отмечать её день рождения. Я приду.

Приехала Маргарита – новый волонтёр, врач-педиатр. Ещё до приезда познакомились с ней заочно – писала мне, спрашивала, что вкусного привезти в клинику. К пятому месяцу в Латинской Америке у меня настолько притупилось понятие вкусного и утратилась возможность выбора, что не сразу нашлась, что ответить. Написала что-то нейтральное, типа карамели и мармелада, сладкого в клиниках вообще не водится.

Потом уже я писала ей, подсказывала, где лучше сесть в чикенбус, как правильно назвать остановку и где встретиться с водителем-мотоциклистом.

Вышла встретить её на дорогу. С мотоцикла, улыбаясь, соскочила белокурая девочка в небесно-голубых шортах и белоснежной футболке. Мотоциклист смотрел на неё как на чудо. Я тоже – давно здесь не было настолько улыбчивых людей в светлой чистой (!) одежде. Вместе с парнишкой помогли ей снять тяжеленный чемодан. Повела в клинику.

Вместе с администратором Орландо провели подробный инструктаж по безопасной жизни в клинике: кровать и обувь обязательно проверять от скорпионов и прочих тварей, еду непременно прятать в коробки от мышей и муравьёв, в траве под ноги смотреть – нет ли змей, мусор делить на три категории, после пяти вечера не стирать. Марго на каждый пункт округляла глаза, охала и ужасалась.

Первые дни было страшно за неё, такой хрупкой и напуганной она выглядела. А потом Орландо показал ей пляжи – возле клиники один и чуть подальше по берегу второй. После этого каждый вечер найти её в клинике невозможно – только на пляже и только с книгой. А потом я познакомила её с жизнью местных жителей. Подпрыгивая на вечерних тёплых волнах, рассказала ей, откуда они сюда пришли, чем занимаются, как устроен быт. Она больше не ужасалась – уже принимала здесь пациентов с диареей, язвами и температурой. Мои рассказы многое ей объяснили.

А потом Марго поведала о себе. Как работала в отделении экстренной помощи. Как организовала тур по Кении. Как смотрела на звёзды у подножья Килиманджаро. Как жила и работала по хозяйству в деревне. Как распробовала жизнь к тридцати трём годам. Как боится волн нашего Тихого океана, потому что они могут унести в Сальвадор.

И тут я почувствовала, что за эту девочку не нужно бояться. С ней можно делиться любыми историями и много хохотать. Она справится тут и вообще везде, точно.

Съездила в Коста-Рику.

Три слова, а в них: девять автобусов, три машины, один хапонейро (он же тук-тук), один мотоцикл. Времени – пятьдесят часов с хвостиком. И картинки. Много картинок.

Вот я сижу на куске забора у автостанции и разговариваю с бездомной женщиной, у которой из одежды – одна футболка. Через несколько фраз она пересаживается на землю, справляет нужду, садится обратно рядом со мной, и мы продолжаем разговор.

Вот пастор читает Нагорную проповедь вслух всему автобусу, а одновременно с этим дряхлое дорожное радио водителя выкашливает строчки из «Макарены».

Вот костариканский полицейский, проверяя мой паспорт, забавно и невпопад вставляет в испанскую речь три русских слова: привет, давай, спасибо. А вот мы уже сидим с ним рядом на коробке, пропускаем к терминалу колонну фур, и я учу его ещё одному русскому выражению. Теперь он умеет говорить «до свиданья».

Вот мы с никарагуанцем сидим в автобусе, делим нашими обгрызенными до мяса ногтями одну галету и пол-литра газировки на двоих. А вот он уже рассказывает о своей работе грузчиком на костариканских фурах и семье в Манагуа, к которой он едет в отпуск и везёт скопленные деньги.

Вот кускус с тушёной курицей, вода с лаймами, разговоры о наших бабушках и внутренностях нашей НКО на кухне у директора Ани.

Вот я читаю меловую надпись на автобусной остановке по пути в Чинандегу – «Христос жив, и ты живи».

Вот икры сожгла до коросты и ступню стёрла в кровь.

Вот рассвет над городом. Вот закат над океаном.

И главная картинка – виза на девяносто дней в Центральной Америке.

Можно спать спокойно и во сне пересматривать картинки. Такие они разные, конечно. Как калейдоскоп.

Мать привела на приём одиннадцатилетнюю дочку. Тихие обе, пытаются вдвоём ютиться на одном стуле в приёмной, говорят едва слышным шёпотом.

– На что жалуетесь, что болит?

– Она не ест ничего, до́ктора, отказывается.

– Не ест определённую еду или вообще ничего?

– Вообще, не обедает и не ужинает совсем.

Девочка прячется за спиной матери, утыкается носом в её шею, зажмуривает глаза при приближении врача.

– Не бойся, я ничего делать не буду. Скажи, почему ты не кушаешь?

– Не знаю.

– Тебе не нравится еда, или болит где-то?

Молчит, скребёт пальцем ладошку. Шепчет, наконец:

– Мне не нравится фасоль…

– Хорошо, а другая еда тебе нравится?

– А у нас нет другой, всегда только фасоль.

Врач смотрит на мать вопросительно. Та глядит в пол, прикрывает глаза.

– Так вы только фасолью девочку кормите?

– Да… Мы живём далеко от океана, редко можем рыбу поймать.

– А фрукты, овощи?

– У нас только одно дерево папайи, и плоды растут очень медленно, раз в месяц едим их.

Девочка высовывается из-за материнской спины, добавляет:

– Да, после папайи мне не больно какать, а после фасоли так больно, что лучше совсем ничего не