Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

его работе. Но как ни тужится Цирков, кохиноры неумолимо приближаются к Костиным глазам…

Кобзон гремит из репродуктора:

Не напишут в повестях

На предельных скоростях,

Как мы битву проиграли

Во скорбях и во грустях!

Я будто в провидческом сне!

На сердце тревоги балласт!

Но Бархатный Агнец при мне!

Он кровь свою скоро отдаст!..

Костя пытается зажмуриться, но веки онемели. Ещё секунда, и грифели пронзят вспыхнувшие ужасом зрачки…

Что-то буквально оттаскивает Тыкальщика в сторону! Спасителей трое. Они видны Косте, Тыкальщику и даже нам с тобой. Два мальчика повисли на руках Ефима, а кривоногая карлица с бантом набросилась сзади и душит. Да, ещё кошка запрыгнула Тыкальщику на голову – отчаянно дерёт рыжие, как она сама, патлы маньяка.

В общем, нелепая троица, что повстречалась Косте по дороге в парк, тоже услышала потусторонний клич Божьего Ничто и поспешила на выручку!

Скажу тебе, милая, кто они, теперь можно. Конечно же, я знал, что это не обычные школьники и не залётная кладбищенская нежить, а опущенные боги. Сознательно называю их с маленькой буквы – заглавной они по статусу не заслуживают.

Это триумвират могущественного пантеона, ныне впавшего в ничтожество. Никто уже не вспомнит когда-то славные имена. И выглядели они не как дети, разумеется. Один из мальчишек повелевал небом и громом, другой – подземной твердью и водой, а карлица отвечала за любовь и плодородие.

Незапамятно давно в неизвестном краю древние боги проиграли свой Рагнарёк. В силу неизвестных причин им не хватило мужества умереть. Победители подвергли падших космическому унижению, которое невозможно описать человеческими реалиями. Проще сказать, старых богов «опустили» и отправили бытовать в петушиный метафизический угол, где они по сей день и влачат жалкое существование. Храмы и капища давно разрушены, имена поруганы и забыты. В реальности они присутствуют в скудной остаточной форме, которая соответствует детскому телу. Опущенные поддерживают себя попрошайничеством и вампиризмом. Божкам ещё доступно самое примитивное волшебство, по сути фокусы, вялые чары для одурачивания доверчивой публики. Демоны, бесы презирают их. Некроманты ради забавы хулят – безопасное развлечение. Хочешь оскорбить метафизику – смело бей по опущенным, пинай и плюй, они лишь утрутся и ничего не сделают в ответ. Наоборот, попытаются даже задобрить, отдавая мучителям остатки последних сил…

Казалось бы, какое дело нищенствующей нежити до гибнущего мальчишки? Но, видимо, шкурой почувствовали поступь нового Армагеддона. А такое событие, как ни крути, всегда шанс – если не на возрождение, то на обретение нового достоинства. Ведь их призывает Бог кровавыми устами своего глашатая – Божьего Ничто…

Тыкальщик оставил Костю и переключился на опущенных. Впрочем, маньяк не знает, кто это на самом деле. Для него они просто взбесившиеся дети, досадная и нелепая помеха, которую следует устранить максимально суровым способом.

Ефим, как прилипшую ушанку, срывает с головы обезумевшую кошку и швыряет о дерево – убил или оглушил, непонятно. Затем Тыкальщик стряхивает повисших мальчишек. Карлица исполосовала ему когтями лицо, впилась в ухо, норовя откусить вислую мочку. Ефим бьёт кохинором вслепую назад и протыкает карлице щёку. Бедняжка истошно визжит; на рожице опущенной богини любви и плодородия стремительно расползается дыра, похожая на ожог. Такими оплавленными язвами обычно сгорает киноплёнка. Кто б мог подумать, что кохиноры, эти графические стержни, оказываются действенным оккультным оружием! Карлица падает спиной на дорожку; платьице задралось, кривые тонкие ножки в ботиночках сучат по асфальту…

Тыкальщик бросается на мальчишек. Смотритель Цирков хватает Ефима за руки – мешает. Косте тоже стоило бы как-то поучаствовать в собственном спасении, но он впал в ступор или транс. Взгляд у него отрешённый, потерянный и вглубь себя.

Ефим целит по-македонски – двумя карандашами. Опущенные божки едва успевают перехватить падающие руки.

У одного из мальчишек на лице картонный нос – как маскарад под Буратино. Но это, увы, протез, маскирующий дыру в инобытие. Тыкальщик ударом сшиб конус в сторону и теперь видит недозволенное – трансцендентное в чистом виде. У второго мальчишки от напряжения изо рта лезет земля вперемешку с багровыми дождевыми червями.

Оркестр Гостелерадио заменили гулкие тамтамы, дребезжащие бубны и какие-то очень визгливые дудки.

Небо утренне в гостях!

Христианство во страстях!

Новым Богом разродится

В запредельных областях!

Мистической бой с Сатаной!

Пощады от бесов не жди!

Но Бархатный Агнец со мной!

И подвиг его впереди!..

У карлицы тлеет лицо, словно в него плеснули кислотой. Она катается по асфальту, не в силах справиться с пожирающей её преисподней. Слабые ручонки мальчишек дрожат от напряжения, Тыкальщик куда крепче опущенных бедолаг.

Кохиноры медленно вонзаются им в глаза – одному в правый, другому в левый. Божки от боли начинают петь дуэтом: два детских голоса звучат нежно и одинаково:

Отверзает двери в Ад

Халифатный Каганат!

С ними нечисть преисподней —

Бесовской заградотряд!

Антихрист на бледном коне —

Семитская выгнута бровь!

Но Бархатный Агнец во мне,

Он пролил за нас свою кровь!

Интересно, понял Тыкальщик, с кем столкнулся в поединке? Испытывает ли эйфорический ужас или тупо одержим слепой яростью? В любом случае таких глаз в его коллекции точно не было! Кохиноры окунули грифели в трансцендентное, изнаночное…

Тыкальщик, милая моя, похоже, победил. Следующий на очереди Костя. Уж не он ли и есть загадочный Бархатный Агнец?..

Что-то увесистое и тяжёлое бьёт Ефима по затылку! Голова Тыкальщика содрогается, даже слышится лёгкий хруст шейных позвонков. Ефим выпускает карандаши, оглушённо пятится на шатких ногах. Этим замешательством тотчас пользуются мальчишки – выдёргивают из раненых глазниц карандаши и бросаются на Ефима. Кохиноры с каплями запредельного на грифелях взлетают и падают. Тыкальщик едва успевает закрыть глаза. Карандаши пробивают замшевые веки маньяка, запуская Ефиму под череп запретное, потустороннее!

Тыкальщик рефлекторно прижимает ладони к лицу. Меж пальцев сочится кровь вперемешку с инобытийным холодцом. Ефим широко разевает рот, и оттуда, как из репродуктора, летят чудовищные пророчества-заклинания:

Неба утреннего страх

Погребальный скроет прах!

И в Юдоли воссияет

Коллективный Машиах!

Н-н-н-н!.. Аха-ха-хах!..

И бесится чёрная хтонь,

И рушится иконостас!..

Меня проведи сквозь огонь

Мой Агнец, мой Бархатный Спас!

Как же глумится над Божьим миром неведомый демон из гортани Ефима!

Там, кстати, мог звучать иной текст, по-своему более злободневный, но только для