Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник

«Зачем меня звали? – вопила я. – У меня нет времени заниматься глупостями. Не буду я ждать, и даже не заикайтесь об этом! Звоните, когда все будет готово и больной в пижаме будет лежать в убранной палате на застеленной кровати. А если в это время меня уже не будет, что ж, пусть дежурный врач дает йод сам!»

И я удалилась к своим делам. Великое благотворное действие праведного гнева – я вернулась к себе оживленная и энергичная и с удовольствием занялась неотложными расчетами, проверками и замерами.

Через полчаса мне позвонили, что все готово. Мой голос звучал надменно и властно. Молоденькая сестра из отделения явно трепетала. Она робко подтвердила, что больной переоделся, что ему дали сменную одежду и полотенца, что в комнате есть одноразовые стаканы и все готово к моему приходу.

Я поднялась второй раз. Действительность превзошла самые пессимистические ожидания. Посреди комнаты стояла величавая арабка, одетая во множество длинных национальных одеяний. Она явно не знала, зачем ее сюда впустили. Сестры оправдывались тем, что она не понимает на иврите

Я сменила гнев на сарказм – хорошо правому!

– И что??? Я с ней буду объясняться по-арабски?

– Ну что ты! Вот как-раз пришел доктор Салах. Он ей все-все объяснит. Ты только скажи ему, что надо, он ей все переведет

Доктор Салах был бледен и упирался. Он неуверенно показывал на счетчик и бормотал, что он бы, конечно, пошел, но ведь там радиация… А он еще не женат… И хочет иметь детей… И может быть, это будет не полезно для его детей, если он сейчас пойдет в то помещение, где…

Смех стал разъедать мой благородный гнев. Юноша думал, что по справедливости с радиоактивными веществами должны работать пожилые вдовы вроде меня, а не юные, подающие своему роду надежду женихи вроде него. А когда смех щекочет изнутри, тут уж грозной не притворишься. Ну и мы договорились с теткой и скормили ей порцию препарата. Напоследок я беззлобно выложила ответственной за порядок, что в итоге все равно в комнате недоставало четырех нужных предметов и мне пришлось добыть их самой. Ну да после драки чего уж там кулаками размахивать?

Хандра

Вечером в пятницу врач позвонил дежурным техникам. Одна из них уже зажгла субботние свечи у себя в Петах Тикве. Другая сидела с мужем в саду у дома в маленьком ишуве и отдыхала после суматошного дня. Обеим жутко не хотелось ехать на ночь глядя в Иерусалим, но доктор Эмануэль сказал, что дело срочное и не терпит отлагательств.

Поминая разные облегчающие душу русские слова, они добрались до больницы и вступили в темные коридоры безлюдного отделения радиотерапии. Минут двадцать ушло на то, чтобы зажечь свет, включить необходимые приборы, загрузить программы, провести контрольные процедуры и вызвать больного. Его привезли около девяти. К этому времени доктор Эмануэль рассказал историю болезни. В этот раз срочное облучение требовалось не онкологическому больному. История печальна и абсурдна. Молодому человеку жизнь стала не мила. Может, несчастная любовь? Он поднялся на четвертый этаж и выбросился из окна. Но и смерть не отнеслась к нему с пониманием. Когда приехала машина скорой помощи, пятнадцатилетний мальчик был жив. Его привезли прямо в подготовленную операционную. И ортопеды много часов собирали по кусочкам кости таза, скрепляли их проволочками, восстанавливали раздробленные голени и бедра, гипсовали ступни и локти. Ведь суставы должны сгибаться, ноги бегать, а таз защищать кишки, мочевой пузырь и еще кое-какие необходимые человеку мелочи. В середине операции хирурги решили, что при такой огромной поверхности приставленных друг к другу обломков костей некоторые кусочки могут не срастись. Неразумный организм может в отчаянии от непосильной задачи начать производить соединительную ткань вместо костной. Вроде шрамов и рубцов, но не на коже, а внутри. И тогда, конечно, мальчик останется инвалидом.

Нет, может, он и так не выздоровеет до конца… Кто знает? Но если оперированный участок сразу же облучить, то соединительная ткань не вырастет, где не надо. Оттого и срочность.

Кровать с больным сопровождал реаниматор. В ней лежал здоровенный верзила, прикрепленный ко всем мыслимым приборам и капельницам и вдобавок связанный. Потому что он был беспокоен и пытался сорвать окровавленные повязки, выдрать катетеры и дренаж… С огромными усилиями его переложили на стол симулятора, угомонили добавочной порцией наркоза и сделали необходимые снимки. А потом перевезли в комнату облучения и, путаясь в разных трубках, спотыкаясь о кислородный баллон и передвижные мониторы жизнеобеспечения, пристроили на стол ускорителя. И облучили. К полуночи техники и врач вернулись каждый в свой дом. Хочется думать, что мальчик выздоровеет… Пятнадцать лет… Ребенок еще.

А кроме того, его ведь привезли из Дженина. Если жизнь и в следующий раз будет ему не мила, то ХАМАС живо найдет применение его сплину. Так что в следующий раз он не выбросится из окна, а наденет пояс со взрывчаткой и пойдет в людное место. Может быть, в нашу же больницу…

Съездить утешить

Есть такое правило: когда у товарища, родственника или даже просто хорошего знакомого умирает близкий человек и ты не успел на похороны, следует во что бы то ни стало навестить семью, где случилась беда, и сказать несколько сочувственных слов.

Как бы ни было сложно, холодно, жарко, утомительно, вразрез с необходимыми делами, служебными обязанностями или в ущерб отношениям с собственной семьей. Надо! Категорический императив.

У нашего товарища погиб ребенок. Маленький ребенок, только начавший вставать на ножки. Совершенно неописуемая история. Ему позвонили из дома и велели срочно приехать. Пока он был в дороге, позвонили еще раз и сказали всю правду. Через три часа завернули тельце в белую ткань и похоронили.

Надо сказать, что товарищ этот – врач из нашего отделения. Молодой, бесшабашный и обожаемый сотрудниками и больными. Известие о смерти его сына бурей пронеслось по отделению. Ужас! Никто не мог сосредоточиться на работе. И сразу же засобирались группками, чтобы поехать навестить.

Причем если кто-то едет в рабочее время, то кто-то другой должен остаться и работать за себя и за того парня. И ехать далеко и сложно. И незаконно. И действительно опасно.

Собирались группами по пять человек – сколько может поместиться в машину. Я слышала, как одна девочка говорила другой: «Я боюсь не смерти, а страха – вдруг мне перед смертью будет очень страшно!»

Съездили. Никто не пострадал, но все вернулись заплаканные. Друг наш живет в Вифлееме – это в Палестинской автономии.