Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Это что за живые кандалы! – грозно крикнул он вдруг. – Прочь руки!

Ошеломленный служивый поспешно вытянулся, пристегнув по форме эти руки ко шву своих брюк, и вопросительно покосился в сторону своего начальника.

Полковник только чуть-чуть поморщился.

– Господин Буйносов? – спрашивал между тем арестанта, разглядывая его с любезною, словно поощрительною улыбкой, товарищ прокурора.

И тут же:

– Вы, впрочем, нисколько не обязаны отвечать, – поспешил он прибавить, – дело следствия уяснить и определить вашу личность.

Он отошел опять к полковнику и проговорил скороговоркой:

– Ничего не нашли при нем?

– Были, по всей вероятности, у него прокламации и эти же книги, – отвечал вполголоса тот досадливым тоном, – но это, кажется, успели уничтожить… У него тут две сестры, пребойкие, по-видимому, девицы. Я просил господина исправника понаблюсти за ними, пока я тут… распоряжался. Но, кажется, поздно. Он сейчас передавал мне: по его мнению, они все сожгли в печке пред тем, как он вошел к ним. Он слышал, входя туда, запах жженой бумаги…

Таращанский рассмеялся, словно ужасно обрадованный:

– Само собою! Что же вы думаете, все эти лица глупее нас с вами, полковник? – проговорил он почти громко.

Сливников, вертевшийся около разговаривавших, поспешил заявить в свою очередь, таинственно наклонясь к его уху:

– 7-Un petit обыск у этих девиц ne serait pas a dédaigner, monsieur le substituí, — подчеркнул он, считая нужным дать понять, что мне, мол, видите, известно даже то, как называется во Франции товарищ прокурора, – ce sont des personnes fort délurées… et meme tres insolentes-7, – промолвил он, напирая (очень уж он чувствовал себя оскорбленным этими «девицами»).

– Вы же сами сейчас говорили полковнику, что эти «девицы» успели уже все сжечь, – пренебрежительно ответил ему Таращанский, не глядя на него и вертя вокруг пальца шнурком своего pince-nez, – чего же там еще искать!.. И как это вы все, господа, любите бесполезно усердствовать! – проговорил он вдруг на манер сентенций: – арестуют теперь эту молодежь десятками по всем углам России, и у всех одно и то же находят: те же прокламации, та же «Сказка о четырех братьях»… Возы этого добра в Москву навезли. Лишний экземпляр вам что ли нужен?..

Он пожал плечами, прищурился на молча внимавшее ему серьезное лицо пожилого штаб-офицера и пропустил как бы в специальное назидание его:

– Раздули все это юное фантазерство в государственный заговор и…

Громкий голос арестанта не дал ему договорить:

– Что же вы долго меня на ногах держать будете? – насилованно грубо говорил он, – я устал, спать хочу.

– Вас отвезут сейчас спать в город, – строго проговорил ему на это жандармский полковник.

– Оформить действительно можно будет там, завтра, – одобрительно кивнул на это товарищ прокурора, рассчитывавший застать партнеров своих еще в сборе у картежника-председателя.

Шум спора, торопливый топот чьих-то шагов за раскрытыми дверями буфетной прервали его еще раз.

– Это он, – вскликнул Сливников, – malgré ma consigne8!..

Он кинулся в коридор.

– Что там такое? – досадливо уронил Таращанский. – Еще какой-нибудь избыток официального усердия!..

И он, вздев на нос pince-nez и вскинув голову вверх, отправился за исправником.

Он увидел его, раскидывающего в волнении руками, лицом к лицу с молодою особой, казавшеюся не менее взволнованною, чтобы не сказать раздраженною, чем он сам. Мужик-сотский, все с тем же перепуганным видом, освещал ее бледное лицо, держа высоко над головой своей облепивший ему все пальцы стеарином огарок.

– Я не могу… я не хочу, наконец, – говорила она вне себя, – оставаться там долее под стражей… Я не арестантка, я у себя в доме, имею право на полную свободу моих действий… Да, я насильно вырвалась оттуда, я оттолкнула вашего сторожа… и сбежала сюда… Что же, вы за это меня колесовать будете? – вскрикнула она в заключение вызывающим тоном и сверкая влажными от проступавших на них слез негодования глазами.

– 9-Mais permettez, mademoiselle, – восклицал в свою очередь исправник, продолжая разводить руками, – вы понимаете, ma consigne-9…

– Позвольте! – визгливо перебил его голос господина Тарах-Таращанского, и сам он выступил вперед. – Я имею честь видеть одну из… из хозяек этого дома, не правда ли? – обратился он к Настасье Дмитриевне. – Я здесь представитель прокурорской власти, сударыня, и в этом качестве обязан выслушать… и удовлетворить всякое ваше… законное требование. Что вам желательно?

– Мне желательно, – все так же пылко ответила она, – свободно пройти к больному отцу… к себе в комнату, наконец… A господин исправник поставил наверху у лестницы своего сотского и приказал никого не пускать оттуда…

– Mademoiselle, je ne fais pas de l’arbitraire10, – горячо протестовал Сливников, – я только исполнял приказание, данное мне господином пол…

– Позвольте! – не дал ему договорить опять тот же фальцет. И низенький «представитель прокурорской власти» глянул снизу вверх на длинного исправника, как будто хотел его тут же спалить молнией своего взгляда.

Сливников действительно как бы оторопел весь… Видимо довольный произведенным впечатлением, Таращанский отнесся снова к девушке:

– Я не нахожу возможным одобрить образ действий господина исправника в настоящем случае, но, – великодушно примолвил он, – смею думать, что он при этом руководился соображениями гораздо более гуманного, чем, так сказать, чисто полицейского свойства. Формальности службы заставили нас всех съехаться сюда для арестования одной личности… Я считаю бесполезным называть ее… И зрелище этой процедуры не могло, конечно, доставить вам особенного удовольстия…

– И ее арестовали… эту личность? – поспешила и едва была в силах проговорить она.

– По-видимому.

– Что это значит? – удивленно спросила она, глядя на него во все глаза.

Он чуть-чуть усмехнулся:

– Арестованный назвать себя не пожелал.

«Я так и знала, – пронеслось в голове Насти – он не сказал своей фамилии; есть, может быть, надежда…»

– Скажите, – вдруг вспомнила она, – кто стрелял здесь, – я слышала сверху, – он?

– Само собою, – небрежно промолвил на это представитель юстиции, оглянулся и, видя, что сконфуженный исправник ушел опять в буфетную: – это не должно беспокоить вас, – добавил он, – выстрел не имел последствий, и мы обойдем, вероятно, и вовсе этот эпизод в нашем протоколе… А бумаги его вы сожгли? – так и ошеломил он ее нежданным вопросом.

Она вся в лице переменилась, вздрогнула…

Он ухмыльнулся уже со всей высоты своего величия:

– Я, надо вам сказать, вообще всему этому не придаю никакого серьезного значения!..

Вышедший в коридор в эту минуту штаб-офицер притронулся к его локтю. Таращанский обернулся и отошел с ним в сторону.

– Я свое кончил, Валериан Петрович, – сказал полковник, – и увожу сейчас арестанта. Если бы вы с вашей стороны сочли нужным произвести дальнейшее дознание в этом доме…

– Никакого! – отрезал тот. – Я бы девять десятых