#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

Некоторые скорбящие были как из другой жизни, застрявшие в каком-то лохматом году, словно заплутали по дороге, а выбраться уже не смогли.

Ольга Финская, как называли её девчонки, стояла с красным носом и издавала странные звуки, похожие на стоны. Ленку это порядком раздражало, особенно когда в церкви отпевали. Странно, почему Оля всегда особняком была? В разряд подруг входила, но не так, как Лена или Аня. А ведь за годы дружбы доказала, что нормальная девка, не падла и, если что, всегда поможет. Соньке она всегда ближе была, а те её серьёзно и не воспринимали. Олька и Олька! Ну есть и есть, а нету – и не вспомнят.

Зима выдалась снежной. Было холодно, снег валил и валил мелкой колючей манкой. Сонька куталась в норковую шубку, перебирая замёрзшими пальцами на ногах.

И что такие тонкие сапоги напялила, дура!

От такого холода мысли рассеивались, не давая сконцентрироваться на главном – Ленка прощается навсегда с мамой.

Дурная мысль полезла в голову: кто следующий? Сонька от ужаса зажмурила глаза. Почему-то вспомнила, как давно, ещё в студенческие годы, хоронили однокурсницу, которая удивительным образом угорела в собственной ванне. Ведь такая правильная была, чай – только шиповник или травы, ни грамма жира – перебор сплошной. Такая правильная! И это в свои-то двадцать два года угорела!

Родителей у неё с раннего детства не стало, бабка тянула. Что-то с колонкой газовой случилось. Кстати, они сами эту ванную и построили, и газ из кухни провели. Квартирка, где она жила, хоть и в центре, в питерских колодцах, но подвальная, и окошки только поверху шли. Очень необычная квартира была, и ступеньки вниз вели, как в подземелье, и вечно мрачная, солнечный свет совсем не проходил. Хозяйка гордилась: какая-никакая, а отдельная, жаль, только ванной нет – сделали. Бабушка так и нашла внучку в ванной, словно спящую, и вода кругом чуть ли не по колено. Как включила кран, так, видно, и лилась не один час, хорошо, что не кипяток.

История была мутная, никто не понимал, как такое могло произойти. Встречалась она с парнем, ровесником, с другого факультета. Вроде нормальный, но почему-то все на него подумали. Дагестанец, из Махачкалы, кровь горячая – может, из-за ревности?

Менты ничего подозрительного не нашли: угорела, заснула, а потом и водой захлебнулась. Следов борьбы не было, и на теле чисто, и поза тела сомнений не вызывала. Всем понятно – нелепый случай. И надо же, бабка именно в эти дни на дачу попёрлась огород окучивать.

Парня Соня потом много раз встречала, он так в Питере и остался, семьёй обзавёлся, где-то вроде в горсуде работал – давно было, не вспомнить толком. Сейчас понимает, не при чём он был, на похоронах стоял, весь трясся, словно головой поехал, и что-то всё губами перебирал, видно, с ней разговаривал. Весна стояла поздняя. В вырытой могиле воды до середины. До сих пор не может забыть, как жутко стало. Ленкину маму хоть зимой хоронили, мороз стоял трескучий, и талых вод в помине не было, лёд голимый. Соньке даже теплее от таких мыслей стало.

– Ну вот! – сказала Лена, потом улыбнулась с трудом. – Теперь меня, кроме могилы матери, ничего здесь и не держит.

Отца она никогда не упоминала, даже похоронила их не вместе. Вот злопамятная – видно, не могла простить, что матери всю жизнь изменял. Да она вряд ли Лене что и рассказывала, всё пыталась создать видимость полной идиллии. Дочка подросла и всё просекла сама.

– Квартиру мамину продавать не буду! Пусть будет. Дорога мне она! Куда это всё девать? Вон у матери книг сколько и безделушек разных. Хочу, чтобы всё оставалось, как было при ней, только одежду и обувь в церковь снесу. Как ты думаешь? Вещи хорошие, ты же знаешь, Сонь! Своим боюсь предлагать, сама понимаешь, суеверные все.

Потом долго сидели в ресторане, поминали, даже смеялись порой, что-то вспоминая из далёкой юности. Пили в основном водку, стол ломился от закусок – всё как положено, и кисель крахмальный на столе.

Ленка отсела подальше от Ольги, та так и продолжала тихо плакать и временами по-бабски протяжно охать. Анька приехать не смогла, что-то по работе случилось. Все понимали – Америка не ближний свет, уважительная причина. Анюты за столом явно не хватало. Она точно бы нашла правильные слова. Потом, друзья же они как-никак. Вроде общее горе, надо вместе держаться.

Лена осталась на девять дней и уехала.

– Не могу больше здесь. По ночам хоть волком вой! Мать в каждом углу мерещится. Достало уже с пустотой разговаривать. Письмо её нашла в столе. В конверт большой положила, чтобы наверняка на глаза попался. Просит, если что с ней, никогда сына сестры своей не оставлять. Сестра совсем нездорова. Два инфаркта перенесла. Конечно, такого сынка иметь – пьянь и наркоман! Так что не было у меня детей. Теперь появился – увалень, дармоед! Деньги передавать буду, нянчиться с ним не стану. Я уж и не помню, как он выглядит. Даже на похороны не пришёл! Видно, валяется дома обдолбанный. Мать родная помрёт, он и этого не заметит. А ты говоришь – дети!

– Лен, ты бы встретилась с ним. Волю мамину уважать надо! Долго ты у нас побыла, я даже привыкла к тебе и к базарам нашим телефонным по полночи. Твой-то как без тебя?

– Как-как? Нормально. Он немолодой уже, отношения ценить умеет. Я тут подумала, у меня ведь только вы и он. Что бы я без него делала? Не люблю, конечно, но очень мы близкие люди, и интересы одни. С ним очень надёжно. Я бы от такого отца не отказалась, – Ленка рассмеялась. – А вот мужика… молодого и с кубиками…

– Ты только ему об этом не говори, – Соня рассмеялась в ответ.

– Да он не дурак! Всё и сам, поди, понимает! – девчонки заливались смехом.

«Хоть на чуть-чуть забудет этот кошмар! Надо на какую-то жизнеутверждающую тему», – решила Соня.

– Все равно, Лен, ну как без детей-то?!

– Не нужны. Не знаю, не хочет. Я что, все его секреты знаю? Мне и так нормально.

– Ленк! Ну ты ещё совсем молодая.

– Да какие дети, окстись. Тихо-тихо к сороковнику приближаемся. Всё девочками себя считаем!

– Ну ты скажешь! Крыша съехала? До сорока ещё сколько! Ты давай, прекращай! Бери себя в руки. Ещё нам надо куда-нибудь смотаться вместе. Я вот мечтаю на Сейшельские острова,