Девушка по имени Йоханан Гелт - Алекс Тарн

от условий городских офисов. Простой ученический стол, облезлое кресло, разнокалиберные стулья, узкая койка – все это явно было подобрано с тротуаров в процессе выселения соседних домов. Некоторым напоминанием о стритфайтерах служили прилепленные к стене карты городских улиц Мюнхена и его предместий. Личную нотку в этот спартанский антураж вносили старые черно-белые фотографии в рамках и выцветшие плакаты с красными звездами и винтовками. На столе, там, где обычно держат снимки жены и детей, стояла одна-единственная фотка с траурной ленточкой в уголке.

– Жена?

Старик отрицательно помотал головой:

– Нет. Женщина по имени Инга Вьетт. Умерла четыре месяца назад. Что удивительно, дожила до глубокой старости, как и я. В отличие от многих других. Слыхала когда-нибудь об Инге Вьетт? Ну да, откуда тебе… – он подошел к плакату со звездой, автоматом и тремя крупными белыми буквами RAF. – Это эмблема «Фракции Красной армии». А этот плакат с земным шаром – от «Движения Второго июня». Я воевал за обе эти организации, и Инга тоже. О них ты тоже, наверно, не слыхала?

– Нет, не доводилось.

Он усмехнулся и погладил изображенный на плакате автомат.

– Наше любимое оружие. Машинэн-пистолэ-пять, пистолет-пулемет фирмы «Хеклер и Кох». А Инга… Инга была очень похожа на тебя. Не внешне, а по жизни. Мамаша-наркоманка – родила и бросила. Приемная семья. В двенадцать лет изнасилована соседом. Попытка самоубийства. Сбежала из дома в пятнадцать. Ну, что ты на меня так смотришь? Думаешь, не знаю, что никакая ты не анархистка?

– Эм-м… – только и смогла промычать я.

– Неделя – достаточный срок, чтобы навести о тебе справки у наших людей в Палестине, – в прежнем спокойном тоне продолжал Призрак. – Ты ведь не просто так нанялась в помощницы Нисангеймеру, верно? Скорее всего, ты же его и убрала, потому что явно хочешь перехватить выгодный бизнес. За этим и приехала. Не знаю, с какими бандитами ты работаешь, знаю только, что ваш интерес – деньги. Деньги, а не идеология. Знаю также, что за вами сила. Вон как вы знатно посекли бедуинов… Я прав? Ну, что ты молчишь? Не бойся, тут никто тебя не осудит. Передел территории – нормальное дело. Ты не анархистка, ты разбойница. И это устраивает меня намного больше.

– Но… почему…

Он вздохнул и, подойдя к грубо сколоченной дощатой этажерке, вытащил оттуда потрепанную книгу.

– Почему-почему… Наш первый главный учитель, родом из России, как-то написал… – старик поднял на меня глаза. – Ты, вообще, знаешь хоть одно имя?

– Чье?

Он вздохнул еще безнадежней:

– Теоретиков анархизма. Хоть бы почитала что-нибудь, перед тем как ехать…

– Знаю… – робко проговорила я. – Карподкин.

– Кропоткин, – поправил Призрак, снова обращаясь к книге. – Тоже русский. Но этого звали Михаил Бакунин. Вот чему он учил, слушай: «Разбойник в России настоящий и единственный революционер – революционер без фраз, без книжной риторики, революционер непримиримый, неумолимый и неукротимый на дела, революционер народно-общественный, а не политический и не сословный… Разбойники в лесах, в городах, в деревнях, разбросанные по целой России, и разбойники, заключенные в бесчисленных острогах империи, составляют один, нераздельный, крепко связанный мир – мир русской революции. В нем, и в нем только одном, существует издавна настоящая революционная конспирация». Поняла?

– Н-нет…

– Разбойники и теперь – главная революционная сила. Такие, как ты, – угнетенные и изуродованные Системой, идущие поперек Системы, против нормы, против ее подлых законов. Такие, как наши соседи-нелегалы, – это тоже революционная сила, которую можно и нужно задействовать. Ты уже была у «фиолетовых», «сиреневых», «зеленых», видела, какое это убогое зрелище. Почти все там – из буржуазных семей. Обеспеченные родители, университетское образование, кругленькие очочки на носу и лозунги, лозунги, лозунги… И тут, среди «красно-черных» и «черно-черных», – та же картина. Мы учим их держать автомат, но в реальном бою они, скорее всего, сдрейфят. Убегут, будут биться в истерике. Не то что настоящие разбойники, как ты или как парни из «Аль-Каиды», из «Боко Харам», из ИГИЛ. На вас можно положиться.

Я мало-помалу пришла в себя, стряхнув неуместное оцепенение. Да, старичок оказался на поверку не таким уж божьим одуванчиком, но сильно паниковать тоже не стоило. Если уж его главный теоретик считает меня наилучшим союзником, то вроде и бояться нечего. О моем прошлом он мог разузнать у того же Мени из бара Red&Black, а связь моего приезда с ликвидацией банды Абульабеда устанавливается элементарной логикой. Разбойная банда, которую интересуют только деньги? Что ж, пусть будет так. Чем проще и понятней легенда, тем легче в нее по-верят.

В конце концов, разве я приехала сюда не ради охоты за деньгами? Правда, цель этой охоты – грабеж, а вовсе не перехват бизнеса Нисангеймера, но об этом добрый Санта вроде бы не догадывается. Хотя черт его знает… Пусть говорит и дальше: чем больше слов, тем больше полезной информации. Старик-то, похоже, словоохотлив сверх всякой меры. Наверно, это тоже возрастное – а может, надеется сделать из разбойницы анархистку, как, видимо, вышло с той покойницей, чья фотка у него на столе. Вот с нее и начнем. Я деликатно откашлялась.

– Расскажи мне о ней.

– О ком?

– Об этой Инге, которая похожа на меня.

– Это длинная история… – неуверенно проговорил Призрак.

Хочет рассказать, поняла я. Очень хочет. Тут, наверно, не больно-то жалуют стариковские воспоминания. Вот и замечательно. Давай, Санта-Клаус, излагай свою рождественскую сказку, а мы послушаем.

Я ободряюще улыбнулась:

– Ну и хорошо, что длинная. У нас ведь уйма времени. Все еще спят. Ты же сам видишь, что я ни хрена не в курсе ваших теорий. Давай просвещай разбойницу.

Все еще сомневаясь, он обошел стол и уселся в кресло – единственный предмет роскоши в этой комнате.

– Ты действительно хочешь слушать? Здесь надо мной посмеиваются, когда я начинаю вспоминать. Молодежи не очень-то интересны дела полувековой давности.

– Говорю тебе, время есть.

– Ладно… – Старик помолчал, собираясь с мыслями. – Тогда начнем с самого начала. В шестьдесят восьмом году я учился на втором курсе в университете Франкфурта. В мае началась революция. Так нам казалось. И не только нам. Бунты шли по всему миру. В Америке – против войны во Вьетнаме, против угнетения, против расизма. В городах Франции строили баррикады. Студенты поставили на уши Бельгию, Италию, Германию. Мир переворачивался на глазах. Мы были уверены, что не сегодня-завтра сломаем Систему. Потому что корень проблем, как тогда, так и сейчас, не в каких-то частных вопросах, типа Вьетнама, безработицы, диктатуры иранского шаха или убийства Мартина Лютера Кинга. Причина всему – Система. Система капиталистического угнетения, система государства, система традиционного общества. А коли так, систему надо обязательно сломать, разрушить – причем безвозвратно, навсегда. К этому мы стремились, перекрывая автострады и баррикадируя наши университеты. Сломать Систему!

– А потом? – вставила я. – Что будет вместо Системы?

Он посмотрел на меня с явной досадой:

– Знакомый вопрос. Ты-то спрашиваешь искренне, но враги задают его, чтобы показать нашу глупость. Дескать, у анархистов нет никакой положительной программы, нет ничего, кроме разрушения. Дескать, дураки анархисты полагают, что стоит лишь разломать Систему, как все устроится само собой… Но в том-то и дело, что так оно и случится – само собой. Представь себе реку, которую перегородили плотинами, поменяли ей русло, понастроили гидростанций и загнали в водохранилища, чтобы брать с людей плату за воду, за энергию, за пищу. Что будет, если снести всю эту Систему? Ну, скажи…

– Река потечет, как текла раньше! – с готовностью первой ученицы отрапортовала я.

– Вот именно! – одобрительно воскликнул Санта-Клаус. – Потечет, как текла раньше, причем сама собой! Сама собой! Так и наша анархистская революция: взрыв плотин, слом преград, высвобождение свободы! Считай, что ты только что выучила главный урок.

Я вдохновенно кивнула:

– Тогда ты и познакомился с Ингой?

– Подожди, не торопись, – поморщился он. – Дойдем и до Инги. Сначала я встретил Андреаса Баадера. В то время он еще не стал легендой, но уже было видно, что этот парень – настоящий командир. Мы решили поджигать супермаркеты – символы капиталистического потребления. Чтобы люди осознали: подчинение Системе начинается с малого. С корзинки супера, с поездки на службу, с послушания менту. В то время мы еще не планировали кого-то убивать и рассматривали поджоги как законное право на демонстрацию. Но власти сами объявили нам войну, арестовав и осудив Андреаса. Тут-то на горизонте и появилась Инга.

Призрак взял со стола фотографию и повернул ее ко мне.

– Посмотри на нее, Батшева. Маленький рост, щуплая, как воробушек. Такую прическу называли тогда «Гаврош» –