Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Мама очень старалась, чтобы старшая дочка от первого брака не чувствовала себя ущемленной. Хотя Аркадий сразу принял падчерицу как родную, дал свою фамилию, никогда не скупился на похвалу, особенно в отношении незаурядных умственных способностей девочки. Любу достаточно обнимали, носили на плечах, уважая при этом ее личное пространство. И все же она испытывала некую необъяснимую неприязнь к младшей сестре, чувствуя свою с ней непохожесть.

Самое, пожалуй, ранее воспоминание, которое осталось у Любы из детства: багровое скорчившееся в рыданиях личико Ларисы, черная кривая дыра беззубого рта, ее истошный вопль, сотрясавший стены.

– Ты теперь старшая, сестренка нуждается в тебе, – мягко говорит Любе отчим, – будешь с ней играть, она ведь лучше, чем твои куклы.

– Но куклы красивее, – запальчиво возражает она, – и не орут. И вообще, я еще маленькая.

– Нет, ты уже большая, – отчим смотрит строго, кладет тяжелую руку на плечико Любы.

Тут телефон в прихожей разражается истошным звоном, и отчим выходит из комнаты. Наверное, звонят из больницы, где уже много дней лежит любимая мама. Люба по ней очень скучает. В том, что мама не возвращается домой, явно как-то виновата похожая на вареную креветку Лариса, которую мамочке пришлось выдавливать из живота. И вот Люба стоит над детской кроваткой и думает только о том, как бы заставить замолчать этого крикливого человечка. Если взять с кресла подушку и придавить ею орущий рот, креветка перестанет кричать и, быть может, дышать. Люба тянется к подушке, сжимает ее пальцами, подносит к кроватке. Но вот из кухни шаркают по полу бабушкины тапки: «Бегу, бегу». Может, этого не было, и Люба путает какой-то сон с реальным воспоминанием.

В отличие от Любы, Лариса росла капризная, плаксивая, пугливая. Люба ее за это не уважала. В возрасте, в котором Люба уже читала по слогам, Лариса едва различала буквы. С годами различия в характерах и во внешности становились еще более явными. Люба училась в лучшей гимназии в городе, а Ларису отдали в школу попроще, через дорогу, но знаменитую кружками. За отличную учебу Любу хвалили и поощряли подарками, но этого было недостаточно. Она хотела, чтобы родители признали неоспоримое превосходство Любы над младшей. Но кругом положительные Великодные старшей дочери в этом отказывали – Ларису тоже хвалили за участие в убогих школьных концертах, поддерживали любые ее увлечения, даже если из-за своих кружков Лариса недоучивала уроки. Это было вопиющей несправедливостью. Пока младшая скакала в костюме лисички по узенькой школьной сцене, Люба писала десятистраничный реферат о строительстве Кремля. Этот реферат потом даже повесили на стенде первого этажа гимназии.

Единственной школьной подругой Любы была Ангелина. Она тоже считала себя выше плебса, правда, из-за внешности. Люба же росла нескладной, долговязой. У нее были глубоко посаженные глаза и длинный подбородок. И все же какое-то время Люба возле Ангелины чувствовала себя неуязвимой. Обе презирали всякое проявление чувств, посмеивались над одноклассницами, выводившими на маленьких огрызках тетрадных листков признания в любви мальчикам. Но для Ангелины пренебрежение к романтике оказалось лишь этапом. В десятом классе их параллель разбили на пары для вальса на выпускном. Люба принципиально отказалась участвовать в этом фарсе. Ангелина же нехотя согласилась. Ей, видимо, хотелось покрасоваться в пышном платье на площади, на глазах у всего города. После репетиций назначенный Ангелине партнер, долговязый Васька, обладатель неестественно впалого живота под выпирающими ребрами, стал провожать партнершу до дома. Сначала Ангелина смущенно врала, мол, они обсуждали, надо ли пошить сочетающиеся наряды для номера. Но однажды взяла и села за одну парту с Васькой, оставив Любу одну. Школьная подруга оказалась такая же, как все.

Люба хотела как можно скорее вырваться из духоты родительского дома, от предавшей ее подруги, туда, где кипит жизнь, где создают новую экономику настоящие профессионалы. В ней кипел азарт идти по головам. Перестроечная Москва ждала именно таких, как она. Ремесло было нужно солидное, и выбор пал на юридический. Люба не испытывала особой тяги к праву и правоприменению, но ей было приятно осознавать, что она прошла на факультет с высоким конкурсом и, таким образом, все школьные годы прошли не зря.

Через несколько лет после окончания юридического Люба оказалась в правильное время в правильном месте. После развала Союза и провозглашения рыночной экономики в России началась череда крупных приватизаций и продаж. Большие международные банки пришли на российский рынок для финансирования сделок. Кое-как написанному на коленке отечественному частному праву не доверяли, глобальные комитеты банков настаивали на применении десятилетиями опробованного английского права для выдачи крупных займов. Для всего этого нужны были юристы. Международные юридические фирмы, учуяв запах больших денег, бросились открывать представительства в Москве. Квалифицированных кадров со знанием языков не хватало, брали кого ни попадя. Партнерами быстро становились вчерашние переводчики, окончившие вечерний юрфак. За Любу, благодаря ее свободному английскому, практически дрались. В итоге она быстро доросла до старшего юриста в фирме «Петерсон, Янг и партнеры».

Сейчас офис «Петерсона», к несчастью, располагался на самой верхотуре. Люба зажимала руками уши в тщетной попытке приглушить завывания сирены. Наконец и лобби. Отдышалась. Отпустила Федю, который услужливо помог дотащить тяжелые папки с бумагами. Дымом не пахло. Будка охранника заперта. И где его черти носят? Люба вышла из здания и глубоко вдохнула еще теплый, но уже сыроватый сентябрьский воздух. Было приятно оказаться на улице, в мягком свете фонарей, без ора сигнализации. Опавшие листья на газоне напоминали о недавнем лете. Надо позвонить клиенту. Люба перебежала дорогу и открыла дверь в небольшой итальянский ресторанчик.

– У вас можно воспользоваться телефоном?

Бармен, с виду аутентичный итальянец, а по выговору кавказец, махнул рукой в дальний конец стойки. В ресторане сидело несколько парочек, но в целом было достаточно пусто и тихо. Люба быстро набрала нужный номер.

– Алло? – Юра Карапетов, инхаус-юрист «Сургутнефти», поднял трубку после второго гудка.

По десятибалльной шкале недовольства представителю клиента можно было смело ставить девять, хотя вообще-то это он был виноват в накладках последних дней.

– Юрий, добрый вечер. Это Любовь из «Петерсон». Вы мне должны были до конца дня сообщить, кто от вашей стороны будет выступать подписантом, мне необходимо заполнить подписные блоки до сшивки документов.

– А, да, да. Сидельников только что подтвердил, что будет завтра присутствовать лично.

Люба прекрасно понимала, что Сидельников подтвердил, скорее всего, несколько часов назад, просто Карапетов забыл ей позвонить.

– Отлично, доверенность на него у меня уже есть. Скажите, одобрил ли коммерческий отдел техническое приложение по месторождениям?

– Так, для этого мне надо дернуть ребят. Обещали в течение часа вернуться. Я вам перезвоню.

Бармен с демонстративным стуком поставил бокал на стеклянную полку.

– Юрий, вы знаете, у нас тут в офисе ЧП произошло, я вам сейчас дам номер, по которому звонить.

Люба закрыла рукой трубку и помахала кавказцу-итальянцу.

– Какой тут номер?

Бармен протянул Любе карточку с цифрами. После того как Карапетов записал продиктованное, Люба положила трубку и начала доставать бумаги из папок.

– Если вы решили тут офис устроить, может, закажете что-нибудь? – Бармен вопросительно поднял густые брови, продолжая протирать и без того чистые бокалы.

– Да, ладно, хорошо. Пицца у вас есть? Давайте с собой любую.

– Только пиццу?

– Ну давайте две пиццы.

Завтра все просто обязано пройти гладко. Хотя совершенно точно что-то пойдет не так. В силах консультантов лишь подстелить немного соломки там, где сделка, возможно, упадет. Начальник Любы, обладатель роскошной седой шевелюры, был уже одной ногой в лондонском офисе и на этом проекте только светил лицом на встречах. Впрочем, так даже лучше, подписание будет полностью контролировать Люба, и, соответственно, основные лавры достанутся ей.

Люба дождалась звонка от Юрия, обсудила с ним еще несколько вопросов и дала ему свой домашний номер. Оплатив пиццу, она быстро поймала такси.

По окнам машины начал отстукивать успокаивающий ритм осенний дождь.