Перед солнцем в пятницу - Альбина Гумерова

Не успела я повесить нос по этому поводу, как появился мой сонный Сергей.

– А!.. Ты здесь… Рассвет, что ли, встречаешь?..

И тут Клавочка вскрикнула:

– Боже! Это – Владимир! Самый настоящий Владимир! Господи, спасибо, что они вместе!!!

Сережа нахмурился и недоверчиво покосился на мою Клавочку.

Она не попрощалась, бормоча «это Владимир, господи, спасибо», накинула сарафан, обулась и покинула пляж.

В тот день мы с Сережей ели на ужин куриные котлеты. Ночью мучились от отравления, не спали. Лишь под утро он слабо задремал. Обезвоженная, уставшая, я пошла просить у моря сил.

Еще только-только рассвело, и на берегу не было ни души. Лишь рыбак сидел неподвижно на причале Волошина. Видимо, всю ночь сидел…Я ждала Клавочку. От недосыпа слегка знобило, день все светлел и светлел, небо над горой становилось алым.

С набережной послышалась мужская ругань. Я отправилась туда. Это были мужчины лет тридцати-тридцати пяти, подвыпившие. Всю ночь они, должно быть, куражились в одном из клубов, а теперь, перед тем как разойтись на сон, вздумали подраться.

А мне вдруг от всего сердца не захотелось этой драки. Я влезла в их дикий ор и слюнные брызги.

– Сейчас солнце взойдет, пожалуйста, не шумите! – Я нежно взяла самого борзого за щеки.

Остальные от неожиданности притихли. Если бы я была парнем, мне бы тут же сломали нос. На солнце никто и не взглянул, все смотрели на меня. В то мгновение я успела осознать невероятную силу маленькой женщины. Женщины, которая способна изменить целый мир, начать или закончить войну. Если мужчина ее любит или она ему сильно нравится. Красивая женщина может через мужчину многое…

Я была так полна счастьем, что обняла некоторых парней, как самых дорогих мне людей, и выпорхнула из их шайки. Ни один из них не вымолвил ни слова, ни один не пошел за мной. Драка не состоялась.

Берег по-прежнему был пуст. Рыбак сидел. Мне захотелось подойти и сесть рядом, но я не решилась нарушить его одиночество. Я скинула сарафан и поплыла. Море исцеляло меня, не бодрило – баюкало… Уснуть бы в нем, и пусть несет меня в себе… Я заплыла под пирс. Вдруг ноги рыбака встали на воду и зашагали. Вероятно, мне примерещилось с бессонной ночи… Но я тут же выплыла из-под пирса – рыбака не было.

В то утро Клавочка не пришла. Я больше никогда ее не видела.

Мы с Сережей каждый вечер приходили к морю, когда в небе уже была луна. Я плавала без купальника, а мой «Владимир» ждал меня на берегу, видел, как я плаваю, и не беспокоился. А в тот вечер мы пришли, когда луны еще не было, и море, и небо – черно. Я уплыла в теплую ласковую тьму. Плыла и понимала, как огромно и могущественно море и как велика земля. Хотелось плыть и плыть вперед, отдаваясь этому миру.

С берега меня позвал Сережа. Я вернулась на его голос. Мы сидели на камнях и слушали море. Волны время от времени лизали нам ноги. Вскоре поднялась красная луна и осветила силуэты гор. Послышались мужские голоса, возможно, это была утренняя шайка, которую я оставила без драки. Запшикали пивные банки, послышались семечки, плевки, и запахло куревом. Один из парней разделся и, вкусно матерясь, плюхнулся в море. «А ведь это тоже чей-то “Владимир”», – подумала я и крепче прижалась к своему.

2014

Профуршетка

Они встретились на творческом вечере какого-то малоизвестного поэта. Она – маленького роста и неприлично для своего возраста по-подростковому худа и почти безгруда. Трикотажное облегающее платье цвета горького шоколада, такие же плотные колготки и светло-коричневые замшевые сапоги. Волосы почти черные и длинные, похоже, что крашеные, потому что под электрическим светом давали неестественный оттенок, который, конечно, замечали только внимательные женщины. Вся она, осознанно или случайно, но грамотно одетая во вкусные цвета, мгновенно пробудила в нем аппетит гурмана и мужчины. В тот вечер Константин – здоровый, молодой – решил ни к кому больше не присматриваться.

Купив книгу стихов, ту, что тоньше и дешевле, встал в недлинную очередь к столику юбиляра, чтобы подписать, время от времени поглядывая туда, где стояла она, мило с кем-то щебеча. Закончив беседу, она походила возле стенда с книгами, полистала их и, так ничего и не купив, встала в очередь за автографом. Порылась в рюкзаке, достала пухлый потрепанный блокнот. «То, что надо! – ухмыльнулся Костя. – Как пить дать – поэтесса!»

В очереди их разделяло четыре человека. На столе, за которым юбиляр подписывал книги, опасно стоял одноразовый стакан с явно уже остывшим кофе. Поэт был солидного возраста, плотный, чуть грузный, но относительно небольшой и пышноусый и, кажется, очень тяготился происходящим, чувствовал неловкость от подобного внимания к себе и своим книгам. Когда подошел черед, Костя назвал свое имя, а поэт, размашисто ставя подпись, задел стакан. Бурая лужа разлилась по столу и закапала на пол, чуток попала и на костюм поэта. Возникший вдруг словно из-под земли резвый молодой человек в сером приталенном пиджаке подал салфетки и громко извинился перед очередью, заверив ее, что остальным подпишут после торжественной части, и пригласил всех пройти в зрительный зал. Костя с неприязнью отметил повышенную услужливость резвого парня перед поэтом, у которого было такое растерянное, доброе, простое и бесхитростное лицо, что подобная «забота» смотрелась странно, а о причинах ее можно было только догадываться. Однако в Центральный дом литераторов Костя пришел не для того, чтобы загадки разгадывать, – объект его внимания растерянно озирался по сторонам. Косте показалось, что в своей нестандартной внешности она парила на той едва уловимой грани, когда вот еще чуть-чуть – и перед нами не тонкая, трепетная девушка, а тощая и больная на вид неприятная особь женского пола. Костя и не думал, что бывают такие миниатюрные, и ему стало еще любопытнее… Подошел и аккуратно, чтобы не вспугнуть, предложил девушке сесть вместе. Она чуть вздрогнула, секунду колебалась, но все же пошла с ним.

Они заняли два места у прохода в задних рядах.

– Айлен, – представилась она и достала из рюкзака паспорт, раскрыла его и сунула Косте под нос. – Все думают, что это псевдоним, а это меня папа так назвал. И откуда только имя такое цыганское выдумал. Мама шутила, что это начальные буквы всех его