Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди


Современная иранская новелла. 60—70 годы читать книгу онлайн
Книга знакомит читателей с многогранным творчеством двенадцати иранских новеллистов, заявивших о себе в «большой литературе» в основном в 60—70 годы. В число авторов сборника входят как уже известные в нашей стране писатели — Голамхосейн Саэди, Феридун Тонкабони, Хосроу Шахани, — так и литераторы, чьи произведения переводятся на русский язык впервые, — Надер Эбрахими, Ахмад Махмуд, Эбрахим Рахбар и другие.
Рассказы с остросоциальной тематикой, лирические новеллы, бытовые и сатирические зарисовки создают правдивую картину жизни Ирана в годы монархического режима, дают представление о мировоззрении и психологии иранцев.
«Один, два, три, четыре», — начал я считать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Мне стало тепло и весело, и, разгоряченный бегом, я не обратил никакого внимания на человека, который шел впереди меня. И только оставив его позади метров на двадцать, сообразил, что это жандарм.
Первый рассказчик
…И вдруг что-та промелькнуло мимо меня. Я очнулся и вздрогнул. Он тяжело дышал и что-то невнятно бормотал на бегу. Видно, давно бежит, подумал я. Ночью, по пустынной улице? От кого он бежит? Наверняка беглый арестант, за которым гонится полиция. Иначе зачем человеку бежать среди ночи?
Второй рассказчик
Я бежал и считал вслух: «Раз, два, три, четыре». Вдруг в тишине ночи я услышал какой-то посторонний звук. Громкий и протяжный. Не останавливаясь, я прислушался, а сам продолжал считать: «Раз, два, три, четыре». И снова раздался этот звук, и только тут я понял, что это кричит жандарм, мимо которого я пробежал. Почему он кричит мне: «Стой!»? Наверное, лучше остановиться и выяснить, в чем дело. Ведь я никого не ограбил и не убил. Может, ему показалось подозрительным, что я бегу? Эти мысли мгновенно промелькнули у меня в голове. Его протяжный крик «Стой!» звенел в ушах. Я пробежал по инерции еще немного и почти остановился, когда почувствовал, как раскаленная игла пронзила мне спину и обожгла все нутро. Сперва я не ощутил никакой боли, она появилась потом. Меня приподняло и отбросило в сторону, ноги подкосились под тяжестью тела. Я разжал кулаки и стал судорожно хвататься за воздух. На мгновение увидел перед собой небо, потом — землю, а затем меня окружила черная река и, хотя мое тело стало невесомым, я не мог сдвинуться с места. Черные волны, поднимавшиеся от земли, преграждали мне путь, вздымались все выше и выше, застилали глаза…
Грудь болела. Хотелось плакать. Казалось, я погружаюсь в темную морскую пучину.
На следующее утро в газетах, в разделе «Хроника», появилось короткое сообщение: «Вчера вечером жандарм по ошибке ранил молодого рабочего. Пострадавший доставлен в больницу Ибн-Сина. Врачи хранят молчание о его состоянии».
Перевод Дж. Дорри.
ОТ БУЛЬВАРА ДО ДАРБАНДА[11] И ОБРАТНО
На бульваре было светло как днем. Я облюбовала местечко потемней. Стояла, ждала. Никто не подходил ко мне — просто не видели, потому что я невольно старалась оставаться незамеченной. Ведь в любой момент на мою голову мог свалиться полицейский, поймать с поличным. Тут уж пришлось бы любыми средствами выворачиваться, чтоб только не отвел в участок. Не то — пиши пропало. Даже подумать страшно… И тут вдруг я как раз его и увидела — на противоположной стороне улицы. «Что же делать?» — в растерянности подумала я, шагнув на мостовую. Схватить такси, прыгнуть в него и улизнуть…
Кося одним глазом на полицейского, я следила за машинами, мчавшимися сплошным потоком. В двух шагах от меня затормозил автомобиль, приоткрылась дверца. Полицейский бросился наперерез. Мигом нырнув в машину, я захлопнула за собой дверь и вцепилась в ручку, умоляюще глядя на сидевшего рядом со мной мужчину: ох, беда, сейчас догонит да высадит!.. Мужчина, не сказав мне ни слова, невозмутимо прибавил газу, и мы вихрем пронеслись мимо полицейского.
— Перетрусила? — спросил мой спаситель, разворачиваясь в конце бульвара.
Я молча кивнула.
— Что, любят свою власть показать?
— Еще как! — подхватила я. — Всю душу вымотают!
Тут я и разговорилась. Рассказала ему, как эти злодеи измываются над нами, как каждый считает долгом сорвать с тебя отступного побольше, как придираются по всяким пустякам. Он молчал, глядел прямо перед собой и вроде бы пропускал мои слова мимо ушей. Но я знала — он слушает.
После того как мы свернули на улицу Пехлеви, он открыл ящичек и достал пачку заграничных сигарет. Заметив, как я гляжу на них, спросил:
— Куришь?
— Курю!
«Сейчас, — подумала я, — вынет из пачки одну сигарету и даст мне». Так всегда делают таксисты. Но он протянул мне всю пачку. Я вытащила одну сигаретку, хотя мне очень хотелось взять две — постеснялась. Он протянул мне зажигалку, я нагнулась, прикурила. Какое-то время ехали молча. Потом я спросила:
— Куда мы едем?
— Тебе нечего делать, так ведь? — ответил он вопросом на вопрос.
— Так, — согласилась я.
— Обратно не торопишься?
— Нет!
Проехав еще немного, он остановил машину у какого-то огромного многолюдного магазина, вышел и вскоре вернулся с двумя объемистыми пакетами в руках. Когда он клал их на заднее сиденье, там что-то звякнуло, и я поняла, что он купил выпивку и закуску.
Потом мы снова поехали прямо, все время в гору, никуда не сворачивая, по Дарбандскому шоссе. Он гнал машину на большой скорости, порой жутко становилось. Около Сарбанда[12] он выбрал безлюдное местечко, и мы расположились выпить и закусить. Сидели, почти что не разговаривая. Из приемника в машине доносилась негромкая приятная музыка. Он наливал себе по полстопки водки и запивал пепси-колой прямо из бутылки, а мне разбавлял в стакане. От водки на душе стало тепло и спокойно, и я совсем перестала его стесняться. Когда мы покончили с едой и закурили, я спросила запросто:
— Ты случайно не из тех пижонов — болтунов, которые норовят приставать с дурацкими вопросами?
— Я действительно пижон! — засмеялся он. — Но дурацких вопросов не задаю. Да мне и спрашивать нечего, и так все о тебе знаю. А что, собственно, значит «приставать с дурацкими вопросами»?
Однажды мне попался один такой, словоохотливый, — замучил своей болтовней. Я тогда не выдержала, спросила: «Зачем задаешь столько вопросов?» Он начал объяснять, что ему, мол, жалко нас, хотел бы чем-то помочь. Я говорю: «Если тебе действительно так уж нас жалко, чего ж повадился ходить сюда?» Он опять взялся толковать все о том же, долго и нудно, я так ничего и не поняла. Уловила только, что вроде бы ему приспичило и что он без этого не может. Я, на него глядя, вспомнила тех светских дам, которые тоже «желали прийти нам на помощь». Тоже ведь утверждали, что жалеют нас, хотя каждая своим видом могла любой проститутке дать сто очков вперед. Они были накрашены и разодеты так, будто на свадьбу собрались, а не в публичный дом с благотворительной целью. Или, может, им тоже приспичило а они тоже не могли без этого?