Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Кто же теперь будет председательствовать?

Сусальцев с некоторым удивлением повел на него глазами: должно же, мол, быть это тебе, губернатору, известно. Но он тут же улыбнулся опять и наклонил голову в сторону Бориса Васильевича:

– Да вот, собственно, возлежать это должно было на его превосходительстве, так как они у Павла Васильевича кандидатом состояли, только они отказались, и как должность предводителя исполняет теперь депутат от дворянства, сын его (Пров Ефремович понизил тон до шепота и кивнул чуть-чуть на сидевшего по другой стороне стола Гришу), так он и в земском председать будет.

– То есть, – заметил губернатор шепотом же, но так, чтобы слова его дошли до слуха Троекурова, – лицо совершенно в этом неопытное?..

– А ты ото всего отказываешься? – обратился нежданно со смехом к Борису Васильевичу генерал Бахратидов, слышавший начало этого разговора.

– Отказываюсь, – коротко отрезал тот.

– Вот и рассчитывайте на участие общественных сил, о которых вы все толкуете, – обернулся генерал к Алексею Сергеевичу Колонтаю, – ведь вот человек, чего вам лучше, а ничего не хочет: моя, говорит, хата с краю…

Он не договорил, заметив, как от этих слов резко сдвинулись брови у «старого камрада».

– Лучшие и способнейшие люди в России, – заговорил своим мягким, напоминавшим голос племянника, голосом Алексей Сергеевич, – обречены роковым образом на бездействие, так как для способностей их и несколько живой, серьезной деятельности нет никакой подобающей арены, а изолированные там и здесь попытки этих людей принести свою личную долю пользы разбиваются в прах о стену общего застоя и апатии. Они естественно ото всего устраняются и считают бесполезным приложить к чему-нибудь руки.

– Общая прострация, – подтвердил мрачным тоном губернатор, – это действительно может служить лозунгом теперешнего времени.

– Известно, – засмеялся опять генерал Бахратидов, – как если б его в старшую палату в Англии выбрали, пошел бы небось!

Борис Васильевич невольно усмехнулся:

– В верхней палате в Англии члены сидят не по выбору, a по наследственному праву.

– Вот он чего хочет. Аристократ! – сказал на это, нисколько не смутившись, Бахратидов.

Колонтай внимательно чрез стол уперся глазами в лицо Троекурова.

– Неужели ты в самом деле питаешь иллюзии о возможности палаты лордов в России? – спросил он чуть-чуть насмешливо.

Бориса Васильевича всего как бы передернуло:

– Никаких палат и никаких иллюзий у меня в голове нет, – резко выговорил он.

Все как-то разом кругом примолкло за этими словами; только Аполлон Савельевич не то язвительно, не то высокомерно ухмыльнулся про себя, да густоволосый генерал, поведя искоса взглядом на Колонтая, подмигнул ему машинально, со свойственным ему лукавством выражения.

Антонина Дмитриевна, слегка прищурившись и склонив голову над своею саксонскою тарелкой, внимала, казалось, безучастно этому разговору. Но Гриша Юшков, каким-то безвольным движением подымавший на нее от времени до времени глаза, не мог не заметить, что разговор этот гораздо более интересовал ее, чем это могло казаться с первого раза. Сама она вслед за сказанным Борисом Васильевичем остановила на миг глаза на молодом человеке, и в лице ее высказалось выражение какого-то глубокого пренебрежения и насмешки. Его внутренно укололо словно булавкой.

Аполлон Савельевич Савинов между тем почел нужным заговорить опять с Сусальцевым о местных делах.

– Наш почтенный губернский предводитель, я слышал, намерен предложить здешнему дворянству собраться в настоящее время, то есть ранее обычного срока, для выбора предводителя на место выбывшего Павла Васильевича Юшкова. Этим, я полагаю, урегулируется, так сказать, и вопрос о председателе имеющего у вас быть земского собрания. Земство в настоящую пору приобретает такую важность, – прибавил он уже с пафосом, – что нельзя, кажется, быть достаточно осторожным во всем, что до него касается.

Пров Ефремович растерянно взглянул на Троекурова и на Юшкова, которые не могли не слышать этих слов, и ничего не ответил.

Борис Васильевич очень хорошо знал, что губернский предводитель был человек ничтожный по характеру и авторитету, попавший на свою должность единственно за оскудением настоящего дворянского персонала в уезде и полагавший единственным долгом своим жить в ладу «со всеми ведомствами». «Предложение» не могло идти от его инициативы. Для Троекурова было совершенно ясно, что оно родилось тут же, за столом, в голове самого Савинова и имело прямо в виду причинить ему неприятность в лице Гриши, исправлявшего в настоящее время должность отца. «Либеральный» губернатор почитал очевидно нужным противодействовать его, Троекурова, влиянию в уезде и как бы официально заявлял заранее о нерасположении своем к тем, в которых видел его креатур. «Вся здешняя мерзость, Троженковы и К°, все это теперь неудержимо всплывет вверх», – сказалось Борису Васильевичу, и выражение горечи и омерзения сложилось на его слегка дрогнувших губах…

XVI

Words, words, words1.

Hamlet.

По окончании обеда общество перешло пить кофе в аппартамент хозяйки, в нижнем же этаже. Но неугомонный Пров Ефремович, вспоминая парижские обычаи, не допускающие табачного дыма в дамских гостиных, поднял своих «именитых» гостей, опять предложив им «попробовать отличных вылежанных сигар, приобретенных им по случаю», в «курильной», устроенной им подле столовой.

Алексей Сергеевич и Бахратидов тотчас же согласились: обоим им очень хотелось потолковать с Троекуровым, о котором оба были издавна очень высокого мнения, по предмету, о котором распространяться подробно за столом, в присутствии бывших тут молодых людей, они сочли неудобным. Молодых людей они оставили занимать 2-«l’aimable hôtesse». Изящный губернатор собирался было остаться тоже, но, вспомнив вовремя, что «position oblige»-2, вздохнул, взглянул на Антонину Дмитриевну скорбным взглядом – «пожалейте, мол, меня!» – и отправился за «серьезными людьми».

Мягкие низкие диваны «курильной», возможность расстегнуться после обильного обеда, превосходные старые сигары и тонкие ликеры подействовали отлично не только на такого сибарита, каким был Колонтай, но и на гораздо более трезвого и искушенного лишениями военной жизни генерала Бахратидова. Оба они чувствовали себя настроенными на самый приятный, дружеский и обстоятельный обмен мысли. Троекуров со своей стороны был не прочь побеседовать с ними: ему было интересно познакомиться в известной подробности с кругозором и точкой отправления этих двух старых товарищей своих, уже и теперь весьма видных по занимаемым ими положениям и которым, судя по преобладавшим в ту минуту течениям, предстояла еще более авторитетная роль в близком будущем. Алексей Сергеевич начал первый:

– Ты драгоценный человек, old fellow3, – и он ласково прикоснулся рукой к локтю расположившегося подле него на диване Бориса Васильевича, – независимый ни от кого и ни от чего, близко стоишь к народу,