ЧП районного масштаба - Юрий Михайлович Поляков

Шумилина волновало положение дел со слетом. После вчерашних мер оно уже не казалось таким безнадежным. Кое-что сотрудники успели выправить, но по транспорту и аренде помещения звонить и договариваться пришлось самому. Квартальный запас обаяния и настойчивости он потратил, чтобы заполучить в президиум космонавта и знаменитого актера, а также чтобы выбить еще не попавший на афиши фильм. Потом прочитал и забраковал тексты готовых выступлений, разругался с Комиссаровой из-за пионерского приветствия. Сошлись они на том, что Петя Конышев постарается быстро обновить устаревшие стихи. Тот сначала отказывался, объясняя, что, мол, в душе он лирик, но несколько убедительных примеров из истории отечественной поэзии сломили его сопротивление. Затем Шумилин связался с инспекцией по делам несовершеннолетних, где его хорошо знали, обсудил случившееся. Потом он позвонил секретарю комитета ВЛКСМ пединститута, члену бюро райкома Сергею Заяшникову и попросил к поискам хулиганов подключить студентов, занимающихся подростками. Не успел Шумилин положить трубку, как к нему прорвался заместитель редактора «Комсомольца» Липарский, разбитной сорокалетний газетчик, уже, видимо, до пенсии застрявший в молодежной прессе. При встрече и по телефону они всегда разговаривали, как нежные друзья, хотя не только дружбы, даже приятельства между ними не было. Имелось, правда, другое обстоятельство: редакция располагалась в Краснопролетарском районе, поэтому все бумаги на журналистов, в том числе и характеристики для загранпоездок, шли через Шумилина. Таким образом, сила комсомольской печати прочно уравновешивалась могущественной резиновой печатью, которую первый секретарь периодически прикладывал к соответствующим документам.

— Порядок, старичок! — застрекотал Липарский. — Поставили в завтрашний номер. На первую полосу. Но скажи своему заворгу, чтобы он твои просьбы передавал не в последний момент — я не фокусник!

— Что поставили? — осторожно удивился первый секретарь, обшаривая закоулки памяти. — Ты извини — я в отпуске как-то отключился…

— Как что? Фотографию на четыре колонки!!! С подписью, как вы героически к слету готовитесь.

— А-а! Да-да! Спасибо! — сердечно поблагодарил Шумилин и волком взглянул на своевременно вошедшего в кабинет Чеснокова. — А когда же вы щелкнули? Без меня, что ли?!

— В прошлом году, когда о вас фоторепортаж делали. Вспомнил?

— Но тогда же еще Кононенко вторым был.

— Старичок, не учи отца щи варить! На место Кононенко мои ребята твоего заворга, Чеснокова, вклеили. Очень у него мордализация фотогеничная.

— Вот так, да? Спасибо.

— А у меня к тебе встречное «пожалуйста»: тут нашему пареньку нужно характеристику скоренько оформить. Прохлопал ушами, ну, ты понимаешь.

— Сделаем.

— Спасибо, старичок! Читай завтрашний номер! Отбой — четыре нуля.

Чесноков терпеливо дожидался, пока начальство закончит разговор.

Шумилин бросил трубку и тяжело посмотрел на заворга:

— Какие ты еще просьбы от моего имени передавал? Может, скоро за меня бумаги подписывать начнешь?

— Если вторым возьмешь, придется подписывать, а снимок к слету не помешает, командир. Наоборот, разговоров будет меньше: у нас же фотография в газете, как Доска почета… Ты когда-нибудь видел, чтобы групповой снимок очковтирателей или растратчиков напечатали?

— Видел. Только про то, что они очковтиратели, потом стало известно.

— Ну, вот! И вообще, Николай Петрович, в твоем положении эта фотография — находка, а ты вместо «спасибо»… Обижаешь!

— В каком таком положении?

— Только не надо своим ребятам голову морочить, весь райком говорит, что ты на место Шпартко уходишь!

— Я?.. Им что, делать больше нечего?!

— Они между делом говорят…

— Вот так-то вы слет и проговорили! Теперь слушай меня внимательно: еще раз от моего имени нафинтишь — заявление напишешь. Понял? Через десять минут планерка. Сценарий готов?

— Обижаешь! И есть, Николай Петрович, одна обалденная идея. Представляешь, детдомовцы благодарят районный комсомол за заботу, а мы им вручаем большой золотой ключ.

— От чего?

— Что «отчего»?!

— Ключ, спрашиваю, от чего?

— От детдома! Там же почти все готово — одна отделка осталась. А ключ символический.

— Хватает у нас символических ключей от несуществующих дверей, Олег, вот как хватает! — Шумилин рукой провел по кадыку. — А тебе надо не в райкоме работать, а батальные сцены в кино снимать, с самолета.

— У меня не получится — я из семьи инженера…

— Вот так, да? А по «человеко-часам», потомственный энтээровец, ты с Локтюковым всё выяснил?

— Всё! Задолженности ликвидируются в течение недели.

— А сам-то ты давно на стройке был?

— Николай Петрович, когда мне разъезжать? На мне весь слет, кроме пионерского приветствия! И потом это — позиция Локтючова, он там через день бывает, даже ночует…

— Ладно, готовься к аппарату, — закончил разговор Шумилин и записал на календаре, что завтра утром нужно будет заскочить на стройку.

А Чесноков тем временем медленно дошел до двери, остановился и непривычно робким голосом спросил:

— Как там мои дела? Будут со мной решать?

— А что тебе неясно? — ехидно ответил первый секретарь. — Об этом весь райком говорит. Иди — послушай.

Оставшись один, Шумилин просматривал сценарий и одновременно анализировал новую информацию. О том, что секретарь горкома комсомола Шпартко собирается уходить, он знал не первый месяц. Постоянно становились известны все новые и новые имена возможных преемников, теперь, значит, дошла очередь и до краснопролетарского руководителя. Есть такая уловка: когда на освободившееся или освобождающееся место хотят взять человека, которого вышестоящая инстанция наверняка не утвердит, то вокруг вакансии устраивают искусственную бурю (как в кино при помощи аэродинамической трубы). Громогласно предлагаются и отвергаются многочисленные претенденты — у одного не тот диплом, у другого — в семье неблагополучно, у третьего и диплом подходящий и семья образцовая, но возраст неудачный (или слишком молод, или слишком стар), у четвертого… И так далее. Наконец вышестоящие товарищи не выдерживают и сердито одергивают: «Решите вы свой кадровый вопрос или нет?!». Вот тут-то, как засадный полк из дубравы, на поле битвы врывается тот, кого хотят взять. У него и диплом подкачал, и семьи нет, и возраст изумляющий, и еще что-нибудь, но именно его, потеряв терпение, утверждают наверху. Видно, кандидатура Шумилина — очередной порыв этой аэродинамической бури, а, может быть, и нет… «Весь райком говорит…» Ничего удивительного! Если человечество в целом волнуют проблемы: кто мы? откуда мы? куда мы? — то основной вопрос, беспокоящий аппаратчиков: кто, куда, почему и как уходит? Причем существует строго разработанная, очень гибкая и, конечно, неофициальная система оценок, квалифицирующая перемещения сотрудников. Так, уйти из инструкторов райкома в инструкторы горкома — неплохо; из заведующих отделом райкома в инструкторы горкома — хуже; вернуться затем из горкома секретарем райкома — хорошо: самостоятельная должность; а вот перейти с рядовой должности из аппарата райкома или горкома на некомсомольскую работу, скажем, в профсоюзы — плохо, преждевременно (еще не набраны инерция и авторитет). Но поглядите: какой-то чудак ушел с должности заведующего отделом райкома на место освобожденного секретаря завода. «Все правильно! — объяснит специалист. — Он через год-два вернется первым