ЧП районного масштаба - Юрий Михайлович Поляков

Шумилина он поприветствовал, выйдя из-за стола и сказав, что отпускник загорел, как негр, выглядит, как актер с неприличной фамилией Бельмондо, что вообще краснопролетарцы молодцы и он очень сожалеет о досадном происшествии.

— Понимаешь, Коля, — Околотков закурил, задумчиво затянулся, — страшного, конечно, ничего нет, но разговоры пошли — и это плохо!

— А как первый отреагировал?

— Первый к тебе хорошо относится и сказал, что все это — неприятное недоразумение. А если начистоту… — с приливом хорошо продуманной откровенности сообщил Околотков, — Шпартко почти ушел. На его место несколько кандидатур, но твоя, по-моему, самая реальная! Ты и у нас в аппарате был и на самостоятельной работе почти четыре года. Район один из лучших. Первый по возвращении, я знаю, хочет с тобой поговорить, а прилетает он сегодня ночью. И мой тебе дружеский совет: ты с хулиганами разберись, но спокойно; самокритично, но без истерики, а то у тебя, я замечал, склонность к самобичеванию имеется. Во-вторых, слет нужно провести по большому счету! И уж нашу просьбу как следует выполнить!

Речь шла об изготовлении блокнотов с тиснением для участников общегородского слета.

— Уже в работе!

— Молодец! Обо всем сразу звони — посоветуемся.

Шумилин вышел из кабинета, сунул хронически улыбающейся секретарше фирменный блокнотик НИИ ТД и начал традиционный обход горкома. Смысл этого обхода можно выразить словами: «А вот и я! Я всех помню и совершенно не теряю голову из-за того, что первый в районе. Город есть город!»

Шумилин шел из отдела в отдел, из кабинета в кабинет, делился новостями, выслушивал новости или просто перекидывался шуткой, попутно решал вопросы, заручался поддержкой, снимал напряжение, сам, в свою очередь, обещал в чем-то помочь городу.

— Какие люди! — приветствовали его на очередном пороге.

— Такой человек и без охраны! — улыбались в другом кабинете.

Спускаясь по лестнице к выходу, он лицом к лицу столкнулся с пресловутым Шпартко. Грузный, лысеющий, явно пересидевший на комсомольской работе, тот тяжело поднимался к себе в кабинет и, судя по тому, как обстоятельно принялся расспрашивать о жизни, о семье, чего раньше за ним не водилось, в самом деле собрался уходить. Признак безошибочный!

У Шумилина было важное преимущество: несмотря на то, что в район он ушел почти четыре года назад, в горкоме его не переставали считать своим — «наши кадры!», — и краснопролетарский руководитель умело пользовался выгодной двойственностью. И этим тоже нередко объяснялись первые места, грамоты, переходящие вымпелы и прочие знаки отличия. Кроме того, исторически сложилось так, что в горкоме комсомола скопилось немало выходцев из Краснопролетарского райкома. Сам первый секретарь, хоть и пришел из другого РК, в свое время окончил тот же пединститут. А Шумилин еще по армии знал, какая могучая сила — чувство землячества.

Задумавшись, он вышел на улицу и, подойдя к пустой машине, огляделся: Ашот, непринужденно облокотившись о стену, охмурял выбежавшую в соседнее здание околотковскую секретаршу. В руках он держал бумажку с телефоном, и это не оставляло ни малейшего сомнения в дальнейшей судьбе девушки. Увидев начальника, водитель кивнул головой, что можно было понять и так: заводи, сейчас поедем…

11

Ашот довез начальника до ворот Майонезного завода и был отпущен до завтра. Шумилин открыл липкую дверь проходной и сразу же почувствовал тяжелый, жирный запах — достопримечательность местного производства. На пороге его встречала заместитель секретаря комитета ВЛКСМ завода Валя Нефедьева — плечистая лимитчица с неторопливыми движениями и плавной деревенской речью. Пройдет несколько лет, и она станет настоящей горожанкой, резкой, нервной, стремительной, прошедшей огонь магазинных очередей и общественного транспорта, ледяную воду равнодушия положительных холостых мужчин и медные трубы уважения заводской администрации — вплоть до фотографии на Доске почета и однокомнатной квартиры с окнами на Окружную дорогу. Но это случится нескоро, а сейчас Валя боязливо, но твердо пожала руку первого секретаря и робко спросила: «Пойдемте, что ли?»

В маленьком заводском клубе, где на люстрах еще заметишь остатки новогоднего серпантина, все было готово к началу: на сцене стояли накрытый зеленым стол и старинная, много чего слыхавшая на своем веку трибуна. На стенах размещались схемы, диаграммы и фотомонтажи… Из черного усилителя, похожего на футляр аккордеона, доносилась некогда знаменитая светловская «Комсомольская песня»:

Постой, постой, ты комсомолец! Да!

Давай не расставаться никогда!

На белом свете парня лучше нет.

Чем комсомол шестидесятых лет.

По залу между рядами, хлопая откидными сиденьями, с отчетным докладом в руках метался секретарь комитета ВЛКСМ Борис Ноздряков — худой, жидковолосый парень. Постепенно прибывали комсомольцы, и он, подскакивая то к одному, то к другому, совал исписанные бумажки, объяснял что-то на ухо. За происходящим — подергиваясь в ритме песни — философски наблюдал Цимбалюк, инструктор, ведущий в орготделе промышленность. Спокойный, следящий за собой, модно (в рамках аппаратных приличий) одевающийся, он относился к работе с тем самообладанием, которое неопытный глаз может принять за равнодушие. Но, заметив начальство, инструктор молниеносно «ушел в народ», по-свойски внедрившись в кучку разговаривающих комсомольцев. Ноздряков же, улыбаясь разнокалиберными зубами, пошел навстречу высокому гостю.

— Поздравляю с праздником! — прояснел лицом первый секретарь и пожал влажную руку волнующегося Ноздрякова.

Не успели они разговориться, как появились приглашенные на собрание — главный инженер завода Головко (директор уехал в министерство), секретарь партийного комитета Лешутин и известная на весь район ударница Старикова. Широко, по-комсомольски улыбаясь, Шумилин обменивался приветствиями, расспрашивал: как, мол, комсомол не подводит?

— Да как вам сказать? — с шутливой загадочностью отвечал Лешутин и лукаво поглядывал на смущенного комсорга. — Скорее нет, чем да…

Майонезный завод — маленький, в районе неприметный, и визит первого секретаря был неожиданностью, значившей для местного руководства немало.

— Если б вы заранее предупредили, директор не поехал бы на совещание. Он у нас комсомол любит! — монотонно сокрушался Головко — человек с гладким неподвижным лицом и масляным пробором.

Зал стал заполняться. В первом ряду на краешках кресел сидел, ожидая приглашения, будущий президиум.

— Внимание! — призвал Ноздряков в потрескивающий микрофон. — Внимание! На учете в нашей комсомольской организации состоит шестьдесят три человека. Присутствуют, — он обвел глазами десятка три человек, островками рассевшихся по залу, — присутствуют пятьдесят четыре комсомольца. Девять отсутствуют по уважительным причинам. Какие будут предложения?

— Начать собрание! — крикнули из зала.

— Поступило предложение начать собрание. Ставим на голосование. Кто «за»?

Поднялись вялые руки.

— Против? Воздержался? Единогласно! Для ведения собрания нам необходимо избрать президиум. Какие будут предложения? — спросил Ноздряков и выжидательно уставился на хорошенькую девушку