Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

передавай и перепуганных твоих рож перед нею не строй, а просто-напросто вытащи письмо из кармана и отдай ей, сказав, что велено передать, и ни полслова более! Если же она тебя начнет спрашивать о каких-нибудь подробностях, говори, что я буду в Сицком через два дня и все объясню ей лично, а что ты ничего не знаешь, кроме того, что Софья Ивановна и я уехали в Москву, и что оба мы нисколько не теряем духа и надеемся на добрый конец…

– Ну известно, что же мне больше-то говорить ей, – пробурчал еще раз Вальковский, одобрительно качнув головой.

– Еще вот, последнее, – надо все предвидеть! В случае, если бы как-нибудь ты не добился увидаться с княжной наедине и не мог ей таким образом передать письма, надо тебе будет прибегнуть к содействию моей «почты». Живя в Сицком, – молвил красавец, чуточку помолчав, – ты верно видал и знаешь с лица старшую горничную княгини Аглаи Константиновны!

– Лукерьюшку… Лукерью Ильинишну, – поправился «фанатик», и угреватое лицо его осклабилось широкою и самодовольною улыбкой, – знаю!

– А-а! – протянул Ашанин, пристально глядя ему в глаза, и покатился со смеху. – Ваня, ты удивительно хорош бываешь, когда заходит речь о твоих победах! Точно самооблизывающийся кабан какой-то!.. Так ты «Лукерьюшку» знаешь!.. Где же познал ты ее, ловелас ты этакой непроходимый? В гроте над рекой, что ли?

– Нет, в театрик она ко мне хаживала, вечерком, на сцену, когда я там устраивал, – отвечал Вальковский, пофыркивая от приятного воспоминания.

– Вишни есть с дружком?

– Где же! вишни тогда еще не поспели! Малину носила она мне… Очень я эту ягоду люблю!.. – пресерьезно объяснил «фанатик».

Ашанин долго не мог прийти в себя от пронявшего его нового хохота.

– Ну, так вот, – сказал наконец он, – постарайся, если бы не удалось тебе лично передать княжне письмо, пригласить опять «Лукерьюшку» на малину в укромное местечко и передай его ей от меня – она доставит…

– Владимир Петрович! – раздался с балкона голос Софьи Ивановны.

Он поспешил к ней.

Она увела его опять в свою комнату.

– Вот что я пишу княжне, – сказала она, – как вы находите? «Вследствие недоразумения, которое, я надеюсь, скоро разъяснится, племянник мой обязан уехать из Москвы на некоторое время. Я сама уезжаю из деревни в Москву и, вероятно, в Петербург. Полагаю вернуться дней через десять и тогда напишу вам подробно, дорогая моя Елена Михайловна. Не поверите, как хотелось бы увидать самое вас, обнять и обо многом, многом переговорить. Во всяком случае, как бы ни повернули обстоятельства, я молюсь о вас ежедневно и нахожу душевное успокоение в том, что если Отец наш небесный посылает нам испытания, то Он же во благости своей дает нам и силу переносить их и часто уготовляет нам неожиданный и счастливый последствиями своими исход из таких даже обстоятельств, которые по слепоте нашей принимаются нами за конечную гибель. Знаю, что и вы так же чувствуете и верите. Потерпим же, милая княжна, храня себя паче всего от уныния и ропота и надеясь на Него, всевечного Покровителя, Утешителя и Устроителя нашего. Прижимаю вас мысленно к сердцу и остаюсь до могилы горячо вас любящая С. Переверзина».

– Прекрасно, милая генеральша! – сказал, прочтя, Ашанин. – Только прибавьте к этому, что я через три дня буду в Сицком и сообщу ей устно все, что вы не почитаете нужным или возможным передать ей в настоящую минуту письменно.

– Это хорошая мысль, спасибо вам, Владимир Петрович!

Софья Ивановна приписала, запечатала письмо и протянула ему.

– Как вы его отправите, как в первый раз?

– Нет, его отвезет завтра Вальковский и вручит самой княжне.

Она чуть-чуть нахмурилась и закачала головой.

– Боюсь, чтоб он бедную Елену Михайловну не напугал своим похоронным выражением, – сказала она, осторожно озираясь, – он на меня этим с утра самого тоску нагнал…

– Нет, нет, – возразил, усмехнувшись, Ашанин, – ему на этот счет даны мною строжайшие инструкции: просто отдать ей письмо в руки и при этом никаких объяснений и никаких рож.

Через час после этого сборы Софьи Ивановны были кончены, чемоданы ее уложены, и сама она в дорожных плаще и шляпе выходила на балкон, по пути к садовой калитке, у которой стояла запряженная четверкой коляска.

Она повела кругом себя последним хозяйским взглядом, и глаза ее остановились на пышной белой розе в клумбе под балконом, которая словно млела вся и трепетала под обливавшим ее багряным лучом заходившего солнца.

– Поглядите, – сказала Ашанину тетка Гундурова. – Это та самая, которою так любовался он в ту минуту, когда приехал… за ним… этот исправник… Я ее отвезу ему, – ему уж не видать в этом году сашинских роз…

Она потребовала ножницы, срезала цветок, осторожно опустила его стебель в какой-то флакон с водой и, увязав кругом всего лист газетной бумаги колпаком, отправилась с его розой в экипаж в сопровождении Ашанина.

XXXVI

На другой день утром они втроем с Гундуровым пили чай в его хорошеньком домике, в Денежном переулке, в Москве.

Сергей почти не смыкал глаз в течение предшествовавшей ночи, но бодрился и всячески старался не обнаружить пред теткой снедавшей душу его муки.

Он и жаждал, и боялся свидания с нею, боялся увидать ее испуганною, встревоженною, больною от «всего этого», пожалуй.

Он ошибся. Софья Ивановна была спокойна, спокойнее, чем он, на вид, говорила ровно, отчетливо, не торопясь… Только глаза ее как буд-то расширились и горели не совсем обычным в них блеском, и рука чаще опускалась в карман за табакеркой, чаще просыпала захваченную из нее щепоть табаку, не донося ее до назначения.

– Что же, – спрашивала она, помешивая ложечкой сахар в своей чашке, – он тебя так и отправит «с жандармом», как грозил тебе?

– Нет, – ответил Гундуров, насильно улыбаясь, – одумался или уговорили, не знаю, только вчера, часу в третьем, приезжал ко мне от него добряк этот Чесмин сказать, что если я готов дать честное слово выехать в положенный срок, а до того времени, заметьте, не ездить мне к себе в деревню, то он мне дозволит отправиться одному, без казенного провожатого.

– И ты дал слово?

– Дал.

– Хорошо сделал!..

– Чесмин сказал мне даже, – продолжал Сергей, – что я могу «не торопиться приездом к месту назначения», как выражался он, смеясь… И при этом передал мне странную фразу, – примолвил, замолкнув пред тем на миг, молодой человек.

– Какую? – Софья Ивановна живо отвела глаза свои от чашки и устремила их на племянника.

– «Скажи ему», – приказал он Чесмину сообщить мне, «что попутешествовать по России будет ему полезно».