На вилле - Сомерсет Уильям Моэм

периода барокко. Теплый июньский день, напоенный ароматами цветов воздух способствовал хорошему настроению, в котором пребывали что гости, что хозяева. Создавалось ощущение, что ни у кого нет ни малейшего повода для тревоги: всем хватало денег, все стремились хорошо провести время. Просто не верилось, что где-то могли голодать люди. В такой день жизнь казалась прекрасной и удивительной.

Войдя в гостиную, Мэри остро почувствовала общее настроение веселья и доброжелательности, которым ее встречали, и вот это наслаждение жизнью, царившее там в этот момент, шокировало ее, словно из прохлады узкой флорентийской улицы она вышла в горнило залитой солнцем площади. Сердце пронзила острая боль. Этот бедный юноша, который лежал сейчас с пулей в сердце под открытым небом на склоне высящегося над Арно холма. Но она заметила Роули, который смотрел на нее с другого конца гостиной, и вспомнила все, что он ей говорил. И он уже шел к ней. Гарольд Эткинсон, владелец виллы, симпатичный, седовласый, склонный к полноте мужчина, ценил женскую красоту и обожал по-отечески флиртовать с Мэри. Вот и теперь он надолго задержал ее руку в своей. А тут подоспел и Роули.

– Я как раз говорил этой девушке, что она прелестна, как картина, – повернулся к нему Эткинсон.

– Вы напрасно тратите время, дорогой мой. – Роули обаятельно улыбнулся. – С тем же успехом вы могли бы расточать комплименты статуе Свободы.

– Она вас отвергла, так?

– Полностью и окончательно.

– Я ее не виню.

– Дело в том, мистер Эткинсон, что я не люблю мальчиков. – Глаза Мэри плясали. – Мой опыт однозначно свидетельствует о том, что нет смысла даже говорить с мужчиной младше пятидесяти.

– Нам просто необходимо побеседовать на эту интересную тему, – кивнул Эткинсон. – Я чувствую, что у нас много общего.

И он отвернулся, чтобы пожать руку только что прибывшему гостю.

– Ты великолепна, – шепнул ей Роули. Одобрение, которое читалось в его глазах, подбодрило ее, но тем не менее она не смогла удержаться, чтобы не бросить на него испуганный, тревожный взгляд. – Держись. Думай о себе как об актрисе, играющей роль.

– Я же не раз говорила тебе, что у меня нет сценического таланта, – ответила Мэри, но с улыбкой.

– Если ты женщина, то можешь играть, – возразил он.

И она играла, весь ленч, а за стол они прошли буквально через несколько минут. Справа от нее сидел мистер Эткинсон, с которым она весело флиртовала, что ему льстило и забавляло. Со своим соседом слева, экспертом по итальянскому искусству, она говорила о художниках Сиены. Светское общество Флоренции не так уж велико, поэтому за столом сидели несколько человек, с которыми она обедала прошлым вечером. Принцесса Сан-Фердинандо, которая вчера принимала их, занимала почетное место по правую руку мистера Эткинсона. И вот это привело к инциденту, едва не лишившему Мэри самообладания. Старая дама наклонилась вперед, чтобы обратиться к Мэри.

– Я только что рассказала графу о вчерашнем вечере. – Она повернулась к Эткинсону: – Я пригласила моих друзей пообедать к Пеппино и послушать выступающего там певца, у которого великолепный голос, так поверите ли, его там не было!

– Я его слышал, – кивнул Эткинсон. – Миссис Эткинсон хочет, чтобы я оплатил его обучение. Она думает, что он должен петь в опере.

– Вместо него они нашли какого-то жуткого скрипача. Я говорила с Пеппино. Он мне сказал, что он – немецкий беженец, и он дал ему шанс из милосердия. Сказал, что больше его на порог не пустит. Вы помните его, Мэри? Он был ужасен.

– Да, играл не очень хорошо.

Она задалась вопросом, звучал ли для других ее голос так же неестественно, как и для нее самой.

– Это очень мягко сказано, – поморщилась принцесса. – Я бы скорее застрелилась, чем вот так играть на скрипке перед людьми.

Мэри чувствовала, что должна что-то сказать. Чуть пожала плечами.

– Должно быть, беженцам трудно найти хоть какую-то работу.

– Это точно, – кивнул Эткинсон. – Молодой парень?

– Да просто мальчик, – ответила принцесса. – У него было интересное лицо, не правда ли, Мэри?

– Я не обратила на него особого внимания. Может, из-за их нелепых костюмов.

– Я не знала, что он беженец. И теперь меня мучает совесть. Из-за того, что я подняла такой шум, Пеппино сказал, что уволит его. Наверное, мне надо его найти, дать ему две или три сотни лир, чтобы поддержать его, пока он найдет новую работу.

Они говорили и говорили о нем. Мэри бросила отчаянный взгляд на Роули. Но он сидел на другом конце стола и не смотрел в ее сторону. Так что рассчитывать она могла только на себя. Но в конце концов тема переменилась. Мэри чувствовала, что вымотана донельзя. Она участвовала в общей беседе, смеялась шуткам соседа, изображала интерес, делала вид, что всем довольна, но при этом перед ее мысленным взором прокручивались события прошедший ночи, терзая душу. И она очень обрадовалась, когда ленч наконец-то закончился и она смогла уехать.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила она хозяйку. – Не помню, чтобы я так приятно провела время.

Миссис Эткинсон, седоволосая, добрая, проницательная, с сухим чувством юмора, протянула руку.

– Спасибо, дорогая моя. Вы так прекрасны. Благодаря вам ленч удался. Гарольд просто счастлив. Он же не может пройти мимо красивой женщины.

– Он был так мил со мной.

– По-другому и быть не могло. Это правда, что скоро нам придется лишиться вашего общества?

Тон мисс Эткинсон указывал, что она говорит об Эдгаре. Вероятно, принцесса успела ей что-то сказать.

– Как знать? – улыбнулась Мэри.

– Что ж, надеюсь, этот слух подтвердится. Знаете, Мэри, я считаю себя знатоком характера человека. И вы не только прекрасная, но и добрая, нежная, естественная. Я бы хотела, чтобы вы были счастливы.

На глаза Мэри навернулись слезы. Она выдавила из себя улыбку и быстро уехала.

Глава 7

Когда она приехала на виллу, ее ждала только что полученная телеграмма:

«Прилетаю завтра. Эдгар».

Сад спускался по склону террасами, и одно место Мэри особенно любила: полоску лужайки, напоминающую дорожку для боулинга, обсаженную подстриженными кипарисами. С одного конца лужайки они образовывали аркаду, через которую открывался вид не на Флоренцию, а на деревушку на вершине холма, с красными черепичными крышами и колокольней. В этом прохладном, уединенном месте Мэри, лежа на шезлонге, искала покоя. Ее радовала возможность побыть одной, не притворяться. Здесь она могла предаться тревожным мыслям, которые не отпускали ее. Через какое-то время Нина принесла чай. Мэри сказала ей, что ждет Роули.

– Когда он придет, принесите виски, сифон и лед.

– Хорошо, синьора.

Нина любила посплетничать, а тут узнала