На вилле - Сомерсет Уильям Моэм

Автомобиль приближался и вроде бы ехал зигзагом, от одной обочины к другой. Они услышали, что пассажиры поют во весь голос.

– Господи, да они пьяны, – прошептал Роули. – Надеюсь, что они нас заметят. Вот уж не повезет, так не повезет, если они врежутся в нас. Быстро, целуй меня.

Она прижалась губами к его губам, и они, казалось, слились в поцелуе, увлекшись друг другом, не подозревая о приближающемся автомобиле. В нем сидело много людей, и пели они так громко, что могли разбудить мертвого. Возможно, в деревне на вершине холма справляли свадьбу, и в автомобиле ехали гости, которые веселились чуть ли не всю ночь, а вот теперь, крепко набравшись, возвращались домой, в какую-то другую деревню. Конечно же, ехали они посреди дороги, автомобиль попеременно бросало то к левой, то к правой обочине, и столкновение с припаркованным кабриолетом представлялось неизбежным. Но Мэри с Роули ничего не могли с этим поделать. Но тут раздался крик. Завизжали тормоза, приближающийся автомобиль притормозил. Должно быть, водитель разом протрезвел, осознав, какой избежал опасности, и теперь вел автомобиль с черепашьей скоростью. Потом кто-то заметил, что в застывшем, темном кабриолете сидят люди, чуть позже стало ясно, что это парочка, слившаяся в страстном поцелуе. Конечно же, все расхохотались. Один мужчина отпустил соленую шутку, двое или трое издали непристойные звуки. Роули крепко прижимал Мэри к себе. Со стороны создавалось впечатление, что они слишком заняты собой и не замечают ничего вокруг. Кого-то из мужчин посетила блестящая идея. Сочным баритоном он запел песню «La Donna e mobile»[5] из оперы Верди «Риголетто». Остальные слов не знали, но все равно принялись подпевать. Мимо кабриолета они проехали очень медленно. Автомобили разделял какой-то дюйм.

– Обними меня за шею, – прошептал Роули, не отрываясь от губ Мэри, когда другой автомобиль почти поравнялся с ними. Сам же помахал пьяницам рукой.

– Браво! Браво! – закричали они. – Buen divertimento[6], – когда автомобили разминулись, баритон вновь затянул «La Donna e mobile»… Они покатили вниз, вновь от обочине к обочине, распевая песни, и даже когда скрылись из виду, Мэри и Роули слышали их громкие голоса.

Роули разжал руки, и Мэри, лишившись последних сил, физических и моральных, откинулась на спинку сиденья.

– Нам повезло, что весь мир любит влюбленных, – усмехнулся Роули. – А теперь пора довести дело до конца.

– Это безопасно? Если его найдут здесь…

– Если его найдут в любом месте на этой дороге, наше присутствие здесь может навести их на размышления. Но мы можем еще долго искать другое подходящее место, а времени у нас нет. Они пьяные. В стране сотни таких вот «фиатов», и почему этот должны связать с нами? В любом случае, совершенно очевидно, что этот мужчина покончил с собой. Вылезай из машины.

– Я не уверена, что смогу стоять.

– Тебе придется помочь вытащить его. А потом ты сможешь сесть.

Он вылез из кабриолета, вытащил ее. Внезапно, плюхнувшись на подножку, она разрыдалась. Он размахнулся и влепил ей пощечину. От изумления она вскочила и перестала плакать так же быстро, как и начала. Даже не вскрикнула от боли.

– А теперь помоги мне.

Без единого слова они принялись за дело и вытащили труп из машины. Роули подхватил его под плечи.

– Он ужасно тяжелый. Постарайся отогнуть эти кусты в сторону, чтобы я их не сломал.

Она сделала все, как ей и велели, и он уволок тело с дороги. Для ее ушей шум, с которым Роули продирался сквозь кусты, казался громом, разносящимся на мили вокруг. Отсутствовал он целую вечность. Наконец она увидела, как он спускается по дороге.

– Я подумал, что лучше выйти на дорогу не на том месте, где я с нее сошел.

– Все в порядке? – озабоченно спросила она.

– Думаю, да. Господи, как же я устал. С удовольствием бы что-нибудь выпил. – Он глянул на нее, улыбнулся. – Теперь можешь плакать, если хочешь.

Она не ответила, и они сели в автомобиль. Он – за руль. Они продолжили путь.

– Куда мы едем? – озабоченно спросила она.

– Здесь я не могу развернуться. А кроме того, это правильно, проехать чуть дальше. Если кто-то заметит, что автомобиль сначала остановился здесь, а потом развернулся, это может показаться подозрительным. Ты не знаешь, эта дорога выведет нас на шоссе?

– Я уверена, что нет. Она ведет в деревню.

– Хорошо. Тогда проедем вперед и развернемся, где сможем.

Какое-то время они ехали молча.

– Полотенце осталось в машине.

– Я его возьму. Потом где-нибудь выкину.

– На нем монограмма Леонардов.

– Не волнуйся. Как-нибудь справлюсь. Если не придумаю ничего другого, обвяжу им камень и брошу в Арно по пути домой.

Проехав еще пару миль, они нашли у дороги ровную площадку, где Роули и решил развернуться.

– Господи! – воскликнул он, уже съехав с дороги. – Револьвер!

– А что такое? Он в моей спальне.

– Я совершенно о нем забыл. Если они найдут тело, но не обнаружат оружия, из которого он застрелился, у них могут возникнуть вопросы. Нам следовало оставить его рядом с телом.

– И что же нам теперь делать?

– Ничего. Верить в удачу. Пока она нам сопутствовала. Если найдут тело, но не оружие, полиция, возможно, решит, что какой-нибудь мальчишка случайно наткнулся на тело, утащил револьвер и никому не сказал.

И обратно они возвращались на предельной скорости. Роули то и дело озабоченно поглядывал на небо. По-прежнему стояла ночь, но темнота уже не была такой густой, как раньше, когда они отъезжали от виллы. Чувствовалось, что день на подходе. Итальянский крестьянин начинает работать рано, а Роули хотелось привезти Мэри домой до того, как округа начнет просыпаться. Наконец они добрались до подножия холма, на котором стояла вилла, и Роули остановил автомобиль. До прихода зари оставались счи-таные минуты.

– Дальше тебе лучше ехать одной. Здесь я оставил велосипед.

Он смог разглядеть ее грустную улыбку. Увидел, как она пытается что-то сказать. Похлопал по плечу.

– Все хорошо. Не волнуйся. И вот что еще, прими пару таблеток снотворного. Нет смысла лежать без сна и думать о случившемся. Лучше хорошо выспаться.

– У меня такое чувство, что я уже никогда не смогу заснуть.

– Знаю. Потому и говорю о таблетках. Тебе обязательно надо заснуть. Днем я заеду.

– Я все время буду дома.

– Вроде бы тебя ждут на ленче у Эткинсонов. Меня попросили составить тебе компанию.

– Я позвоню и скажу, что неважно себя чувствую.

– Нет. Этого ты делать не должна. Ты должна приехать на ленч, должна вести себя так, будто у